Вдруг, словно открылась потайная дверца в стене и в мозг хлынула нужная информация о денежной системе, возвращая Аркадию Петровичу былую уверенность в себе, и он, не спеша, с достоинством, отсчитал требуемую сумму.

— Еще столько же гони, — неожиданно потребовал второй громила.

— Помилуй бог, за что? — возмутился Аркаша наглым наездом.

— Плати, — судя по его виду, вымогатель не обладал большим словарным запасом, но дубинка, которой он непринужденно поигрывал, играла роль некоего коммуникатора, позволяющего понять, что хочет этот туповатый, но очень сильный человек. Видно было, что ему не терпелось поскорей пустить ее в дело.

— Хорошо, хорошо. Я заплачу, — Аркадий Петрович предпочел не связываться с вымогателями, справедливо полагая, что близкое знакомство с дубинкой не принесет пользы его драгоценному здоровью. Чего, чего, но портить столь прекрасное тело, обладателем которого он стал, пусть на время, Аркадий совсем не желал.

Окончательно рассчитавшись, Аркадий Петрович, оделся в присутствии вышибал, даже не подумавших отвернуться, ради приличия. Эта парочка проводила клиента до самых дверей заведения, на прощание вежливо пожелав ему хорошего вечера.

Покинув бордель, Аркаша бесцельно бродил по удивительному городу, полному контрастов: бросающихся в глаза ярких красок одежд горожан и огромного количества грязи на улицах. Время от времени, с окон вторых этажей, абсолютно без предупреждения, добропорядочная матрона в ярко синем чепце на голове, выплескивала прямо на улицу помои скопившиеся у нее дома. Прохожие, как могли уворачивались от летевших во все стороны брызг, и нужно сказать, у них это почти всегда получалось. После того, как Аркадия пару раз окатили нечистотами, он быстро научился уворачиваться.

Судя по добротной одежде на нем, и присутствию серебра в кошеле, прежний хозяин тела обязан быть вполне обеспеченным человеком. А главное, он должен где-то жить. Аркадий Петрович перестал глазеть по сторонам, спрятавшись в полутемной нише дома, и попытался сосредоточиться, и у него это получилось. Память прежнего владельца тела хранила всю информацию, только доступ к ней открывался волевым усилием. Ноги сами привели на улицу пекарей, где располагался средних размеров двухэтажный каменный дом — его дом.

На его поясе болтался большой железный ключ, и Аркаша воспользовался им, попытавшись открыть дверь. Пару минут возни, и дверь отворилась абсолютно без скрипа. Аркадий вошел внутрь, прихватив с собой ходули на которых он передвигался по городу. Полезная штука — эти ходули, вообще-то, центральные улицы городка оснащены мостовыми, но в большинстве своем улицы просто утопали в грязи, местами доходившей до колена. В дождливую, сырую погоду, ходули оказались полезными, иначе башмаки не выдержали бы испытания сыростью, развалившись через несколько дней.

На первом этаже дома располагалась пекарня, с кладовками. Аркадий, не задерживаясь на осмотр, поднялся по лестнице на второй этаж, в свою спальню. Не снимая башмаков, сняв только шерстяной плащ, он бросился на кровать, с наслаждением широко раскинув руки и ноги. И стал лениво размышлять над тем, как ему быть дальше. Но на ум ничего путнего не шло, кроме вопроса, куда делось сознание прежнего хозяина? Тогда он, постарался воспользоваться его памятью, что бы определить, куда его занесла нелегкая и, главное, в какое время?

Куда — были смутные догадки, он сейчас говорил на языке очень похожем на английский и французский одновременно, еще в его лексиконе имелся богатый запас слов явно из латинского языка.

Створки памяти вновь отворились, и Аркадий Петрович погрузился в чужие воспоминания. Звали его — Робин Джодерел. Профессиональную деятельность он начал очень рано, в 10 лет был отдан отцом в ученичество к мастеру булочнику. Пять долгих лет маленький Робин исполнял роль слуги и мальчика на побегушках. Мастер Джон, его хозяин, не торопился учить мальчишку ремеслу, так как отец Робина скоропостижно скончался, неосторожно промокнув под проливным дождем, а мать мальчика умерла родами через месяц после смерти отца. Новорожденный выжил, но судьба брата мало интересовала Робина. Знал он, что мальчишку отнесли в приют при церкви, но в какой именно из трех действующих приютов, Робин даже не пытался узнать, и вообще воспоминания о родителях почти стерлась из его памяти. Аркадий, как не пытался вспомнить, но так и не смог вспомнить лиц матери и отца Робина.

С четырнадцати лет началось обучение. Серебро, оставленное отцом и вырученное от продажи дома и имущества, позволило оплатить всю сумму за обучение Робина. К тому времени мастер Джон перестал бегать по дешевым борделям, решив обзавестись женой. Ему тогда исполнилось тридцать пять лет. Нормальный возраст для обзаведения семьёй — тридцать пять — сорок лет. Причина столь позднего брака — в меркантильности. Жена в молодости — это дополнительная налоговая нагрузка на семейный бюджет. С появлением жены в доме появляются женские вещи, одежда, посуда и т. д. Некоторые виды налогов платятся, как раз с имущества, списки которого ежегодно уточняются и на их основании выводится налогооблагаемая база. Вот и бегают добропорядочные горожане по борделям. Все прочие довольствуются нищенками или дешевыми девками, на которых смотреть страшно, а не что иное с ними делать. Ляжки у них синюшного вида, тощая задница, лица как у старух, да к тому же почти все они беззубые. Отдаются за медяшку, прямо на улице. Память живо нарисовала нескончаемую вереницу таких женщин, услугами которых пришлось пользоваться самому Робину.

Сразу после свадьбы хозяина, в город пришла Смерть. Торговцы из Кале завезли чуму — черную смерть. Слухи о ней достигли городка еще раньше. Городские власти, как могли, приготовились к эпидемии — город нанял лекарей за очень большую сумму.

Чума пришла неожиданно, ждали ее, ждали, а когда несколько горожан свалились с лихорадкой, в городе началась паника. Звонили колокола, весь народ собрался в главном храме города, где шла служба. Народ истово молился, а потом все разошелся по домам, плотно затворив ставни и запечатав двери.

Так прошло лето. Каждый прожитый день приносил всё новые смерти. Могильщики самоотверженно вывозили тела умерших за городские стены, беспорядочно скидывая трупы в глубокую общую могилу. Но к середине осени, некому стало убирать трупы. Город оказался завален разлагающимися мертвецами.

Робину и его хозяевам сказочно везло — смерть обходила их стороной. Хозяин предусмотрительно запас провиант: хлеба, вина, масла и орехов хватало в избытке. Но однажды утром, Робин почувствовал легкое недомогание, а к полудню, мальчишка прямо-таки весь горел от сильного жара.

Хозяин, не долго думая, вышвырнул больного на улицу — умирать. Робин с большим трудом смог заползти в дом, стоявший по соседству. Хозяева не возражали: мертвые, вообще, очень покладистые люди. Забившись в какую-то каморку, парень потерял сознание. Очнулся он от ужасного холода. Слабая попытка подняться на ноги не увенчалась успехом, Робин испытывал страшную слабость, но упрямо пытался встать на ноги. Он не помнил, как долго он мучился, но инстинкт гнал его на кухню. Добравшись до очага, ему кое-как удалось разжечь огонь. Бросив в котел с кипящей водой нечищеную луковицу и горсть крупы, Робин вновь приложился к кувшину с вином, оставленным на столе покойным хозяином. Вино придало ему силы.

Сварив похлебку, он грыз найденную в корзине краюху заплесневелого пшеничного хлеба, запивая ее горячим бульоном. Насытившись, Робин тут же улегся спать, завернувшись в поднятую с пола шкуру.

На следующий день, подкрепившись остатками вчерашнего супа, он к вечеру чувствовал себя достаточно окрепшим, чтобы вынести на улицу тела мертвых хозяев дома. Еще два дня, и он смог погрузить тела на тачку и, отвез их до соседней улицы. Дальше увозить их не было смысла, обглоданные крысами мертвецы валялись повсюду. Вонь от них стояла непереносимая. Робин обмотал голову куском льняной ткани, закрыв лицо до самых глаз, но это все равно не спасало от терпкого тошнотворного запаха.