– Изрядно! А много ли серебра на сию затею извел?

– Да какое серебро, ваше высочество! Даже обидно – говорю же, драбанты отработали, да сами где топором, где теслом, вот и сладили.

– Ну, коли так, то что скажешь? Молодец ты кругом, Клим Патрикеевич, хвалю! Вот вернемся домой – проси чего хочешь за службу. А где?..

– Настасья с Ксенией? Известно где – на женской половине, все как у людей, только они сейчас на поварне, полагаю, слуг ваших гоняют.

– Хорошо. Там с нами семья прибыла, старик да его дочка с двумя девочками. Размести их да к делу какому приставь. Их разбойники едва живота не лишили, пришлось с собой брать. Люди они вольные, а роду простого.

– Как скажете, ваше высочество, – поклонился Рюмин и вновь наполнил наши кубки.

Мы еще раз причастились живительной влагой и буквально почувствовали, как по телу разливается тепло.

– А что за Ксения? – спросил раскрасневшийся Аникита.

– Да так, – неопределенно ответил я, мысленно чертыхнувшись, – а что, кормить нас сегодня будут?

Буквально тут же по горнице забегали слуги, принесли большой горшок с кашей и блюдо, полное жареного мяса. Отметив про себя, что люди мои не бедствуют, я с удовольствием приступил к трапезе. Мои ближники последовали моему примеру и с энтузиазмом принялись за еду. Только Вельяминов сидел как мешком ударенный и почти ни к чему не притронулся.

– Аникита, ты чего? – спросил я с набитым ртом. – Али день нынче постный? Так винище это тебе трескать не помешало!

– Нет, княже, день нынче скоромный, да и мы с дороги, так что греха никакого. Просто вспомнилось…

– Если воспоминания отбивают аппетит, то ну их, такие воспоминания! – глубокомысленно заметил я, обгрызая кость.

– Прости, князь, – тряхнул головой Вельяминов, будто сбрасывая с себя наваждение. – И вправду, чего это я! Налейте, что ли?

– Вот это по-нашему, по-бразиль… в смысле, по-мекленбуржски! – засмеялся я. – И то правда, Клим, не спи!

– Эх, сейчас бы песенников… – задумчиво потянул Анисим.

– А что тебе мешает, на свадьбе Михеля и Гертруды ты, помню, так голосил, что все окрестные кобели обзавидовались.

– Эх, герцог-батюшка, чего вспомнил, а и вправду – споем?

– Да ради бога! Только Лелику петь не давайте, а то от его пения с тоски удавишься! Хуже него только Петерсон поет, но с тем понятно – викинг как-никак.

Окружающие посмеялись, припомнив незатейливое пение нашего шкипера, а я, пользуясь заминкой, решил выйти наружу. Влажный холодный воздух приятно освежил мое разгоряченное лицо, и я, запахнув на груди длиннополый кафтан, долго смотрел на низкое небо, затянутое серыми облаками. Потом взгляд мой спустился ниже, на окружающие кровли, потом к навесам, под которыми уже хрупали овес наши кони. Уже собираясь входить, я понял наконец, чего не хватает. Над моим острогом не был поднят мой штандарт. Первым побуждением было устроить своим подчиненным немедленную выволочку, и я решительно направился в терем. Но планировка русских теремов была совершенно непривычна для меня, и я, сам не знаю как, прошел в другие сени и неожиданно для себя оказался на другой его половине. Пройдя в горницу, я увидел сидящую у затянутого пузырем окна Ксению, что-то вышивающую на пяльцах. Увидев меня, она вздрогнула и, отложив рукоделие, встала и с достоинством поклонилась. Мне ничего не оставалось, как ответить ей тем же.