Иван Саввич Брыкин более 80 лет был смотрителем царской усадьбы Измайлово под Москвой, а всего прожил 115 лет (1706–1821). Он лично встречал многих правителей Руси; московский историк Иван Снегирев, правнук Ивана Брыкина, записал его мемуары, а о смерти Брыкина сообщил следующее: «Измайловский старожил, Иван Саввич Брыкин погребён на погосте, на северной стороне церкви Рождества Христова в селе Измайлове. На каменном надгробии его прочтете надпись: «Здесь лежит бездетный, более ста лет старец Коллежский Ассесор Иван Саввич Брыкин, урожденец родовой вотчины Романовых, дворцового села Измайлова, преставившийся 1821 года, Марта 30, в среду».

Императрица Елизавета

…Матушка императрицы Елизаветы Петровны, государыня Екатерина Алексеевна Первая была не гордая и простая. Она и была из простых: поговаривали, что её родители-чухонцы крестьянствовали, а она в молодости служанкой была в богатом доме. Государь Пётр Алексеевич Первый сильно её любил, не в пример, как свою первую жену Евдокию Лопухину — как говорится, первая жена постель нагреет, тут и вторая подоспеет…

Внешностью государыня Екаьтерина Алексеевна тоже была проста — рост малый, тело дородное, волосы смоляные, лицо чернявое; в Измайлове многие бабы были краше её. Одевалась она неприглядно: платья носила мешковатые, будто не по ней сшитые; на шею навешивала с дюжину амулетов и образков, так что при ходьбе они на ней стучали и гремели.

У нас шептались: чего государь в ней нашёл? Уж не околдовала ли она его чем? А ответ прост был: Екатерина Алексеевна всегда шла за Петром Алексеевичем, как нитка за иголкой, ни в чём ему не перечила, ни в чём не упрекала, но постоянную заботу оказывала и одна могла его нрав смягчить.

Терпению её сам Иов-многотерпец позавидовал бы, тяжко ей с государем приходилось: он хоть и любил Екатерину Алексеевну, но помыкал ею безмерно — не всякий мужик так со своей бабой обращается. Швырнёт, бывало, ей свои порвавшиеся чулки: «Катя, заштопай!»; пуговица оторвётся: «Катя, пришей!»; рубаха грязная: «Катя, постирай!». Да разве некому было царю заштопать, пришить и постирать? Нет, он её заставлял!

И готовила она сама: на кухне стряпала едва не каждый день, кухарки государыню почти что за свою считали. И стол сама накрывала — хорошо, хоть посуду не мыла, да и то случалось…

От болезней лечила Петра Алексеевича успешнее лекарей и даже припадки падучей болезни у него могла сдерживать. Мне ни разу не пришлось видеть, как он бился в падучей, но те, кто видели, говорили, что это было страшно. Он начинал сперва размахивать руками и несвязно выкрикивать, потом хрипел, пускал пену изо рта, падал на землю и бился в судорогах. Никто не мог предугадать, когда припадок у него начнётся и сколько будет продолжаться, и средства никакие не помогали, но Екатерина Алексеевна каким-то нутряным бабьим чутьём предугадывала и предупредить способна была. Прижмёт она его к себе, погладит, пошепчет что-то, он и заснёт, а как проснётся, уже бодр и свеж.

Верно, и за это он её ценил, однако от ярости его и ей пощады не было. Начнёт её ругать, так хоть святых вон выноси: ругаться он был мастер, научился у солдатни, да у матросов. А то и кинет в неё чем-нибудь, а то и стулья или столы крушит, а на выходе так дверью хлопнет, что притолоку после приходилось чинить. Случалось, что и бил Екатерину Алексеевну — уж как она кричала, горемычная! Однако виду не подавала: выйдет на следующий день к гостям государевым и улыбается, как ни в чём не бывало, только на лице густая пудра, чтобы синяки скрыть…

Рожала она от государя много, — не то одиннадцать, не то двенадцать детей у них было; в живых остались две дочери: Анна и Елизавета. одна стала матерью государя-императора Петра Третьего, другая — сама на трон взошла…

Обиднее всего было Екатерине Алексеевне терпеть постоянные измены государя: его бес похотливый всё время искушал, толкая к прелюбодейству. В молодости, говорят, Пётр Алексеевич и содомским грехом был одержим — творил блуд и со знатными юношами, и с солдатами, и с матросами. Светлейший князь Александр Данилович Меншиков, по слухам, с этого вверх во власть пошёл: в юности он смазлив был, и государь затащил его в свою постель, яко шлюшку какую.

Меншикова я видел, когда он вместе с государем Петром Алексеевичем приезжал в Измайлово. Его у нас не любили: надменен был и спесив, держал себя так, будто Бога за бороду схватил. Екатерина Алексеевна в прошлые годы его полюбовницей была, а уж потом к государю перешла, однако с той поры и до последнего года своей супружеской с Петром Алексеевичем жизни никаких вольностей себе не позволяла. А государь девиц и баб, высокого и низкого происхождения, блудно пользовал, и к себе приближал, и во дворец приводил, нисколько не стесняясь жены своей. Каково было Екатерине Алексеевне накрывать стол обеденный не только для государя, но и для очередной его пассии, а потом сидеть вместе с ней и видеть, как Петр Алексеевич той особе знаки внимания оказывает?

Но ничем государыня себя не выдавала, разве что в душе против мужа обиду таила, а уж коли баба обиду затаит, то жди беды: найдёт милого дружка для утешения и мести. Для Екатерины Алексеевны таким утешителем стал Вилий Монс, брат Анны Монсихи. Её в Москве все знали — из-за этой немецкой гадюки государь Пётр Алексеевич свою первую, Богом данную жену в монастырь заточил. Монсиха до денег и подарков была зело охочая, — так он её одаривал по-царски: осыпал золотом да самоцветами, большущий дом ей выстроил, имение с крестьянами подарил. Сродственников её тоже одарил и возвысил; в числе оных был Вилий Монс, который при государе остался и после того, как фавор Монсихи прошёл.

Эпизод из жизни Петра I.

Художник. Н.В. Неврев