С Аннушкой моей она подружилась, вместо старшей сестры ей стала. По дому она мне помогала, заботилась о нас; я и не заметил, как мы с Марией сблизились. Но характер у неё был, не приведи Господи! Покорности женской и смирения в ней ни на грош не было, в каждом случае стремилась своё мнение показать и ни за что уступить не хотела. Ссорились мы с ней чуть не каждый день, несколько раз она от меня уходила, и где обреталась, не знаю, но затем возвращалась. Уж я и сам не знал, что лучше — когда она уйдёт, или когда возвратится…

Так и жили на потеху всей Москве, пока мне уехать не пришлось: матушка-императрица Екатерина скончалась, императором стал сын её Павел, и вынужден был я Россию покинуть.

Я уже говорил, что отцом Павла кое-кто Салтыкова считал, но это пустое! Павел подлинным сыном Петра Фёдоровича был: и по внешности такой же урод, и по поведению.

Перво-наперво он приказал прах отца своего в Петропавловскую крепость перенести, а поскольку там только коронованных особ хоронили, решил ему посмертную коронацию устроить. Меня в Петербург вызвали по личному императорскому повелению; к себе он, однако, не допустил, через фельдъегеря приказ передав, чтобы был я непременно на похоронах и нёс перед гробом Петра Фёдоровича царскую корону. Я намерение Павла отлично понял: вот, мол, тебе, граф Орлов, воздаяние за гибель отца моего! Ты его погубил, и теперь на глазах у всех унижен будешь!

Я решил, что на похороны не пойду и корону нести не стану. Были бы живы Григорий, Фёдор и Иван, так же решили бы!.. Однако после вспомнил своего Ерофеича, его слова, которые он мне перед смертью сказал, чтобы на рожон я не лез… Ну, откажусь я, думаю, так Павел велит меня под конвоем привести, а не то ещё что-нибудь придумает… Так не дам я этому уродцу злобному над собой верх взять! Не раздавленным и приниженным граф Орлов будет, а таким, каким его народ знает, — гордым и непокорённым! Это Павлу позор, а не мне, что он графа Орлова со всеми его заслугами перед Россией унижению подвергает; это Павел над Россией измывается, а не надо мною. Вот пусть все и увидят, что за император у нас теперь…

Так и сделал. Приехал на похороны, и нёс корону гордо, ничем своего волнения не выдавая. Народ на меня с восхищением смотрел, и на всём пути от Александро-Невской лавры до Петропавловской крепости люди восторженно шептали: «Орлов! Орлов! Граф Орлов идёт!». Павел был чернее тучи — хотел он меня ничтожным выставить, но этим только своё ничтожество показал.

Не зная, чем ещё меня унизить, он вскоре отнял мою генеральскую пенсию — двадцать пять тысяч рублей в год. Деньги, конечно, немалые, но мои поместья приносили пять миллионов, так что нищенствовать не пришлось. Однако из России я уехал, не стал более искушать судьбу; Мария со мною увязалась, но потом меня в очередной раз оставила.

Жили мы с Аннушкой по большей части в Дрездене — хороший город, красивый, и парков много. Главное же, в Россию можно было быстро вернуться, случись там что. А то, что должно было случиться, не трудно было предугадать: года не прошло, как Павел всем поперёк горла встал. Указы издавал один безумнее другого, прусским порядкам подражая, как и отец его. Пётр Фёдорович не успел, однако, покуражиться, над людьми поизмываться, а этот уродец тысячи людей погубил, в крепость посадил, сослал, заклеймил калёным железом. При нём в России вздохнуть лишний раз боялись…

Вот тогда и состоялся у меня памятный разговор с Загряжской. Она приехала к нам в Дрезден и всё ужасалась тому, как правит Павел, всплакнула даже.

— Что же вы его терпите? — спрашиваю.

— А что же прикажешь с ним делать? Не задушить же его, батюшка? — говорит Загряжская.

— А почему же нет, матушка? — отвечаю я.

Загряжская заохала, — как, де, можно! да и найдутся ли те, кто на такое отважится?..

— Неужто в России смелые люди перевелись? Не верю! — говорю. — Помяните моё слово, будет ему отмщение.

Пророческими мои слова оказались: пришло отмщение к Павлу, нашлись смелые люди…

Помимо того, что вся Россия после его смерти облегчённо вздохнула, у меня самого камень с сердца свалился: за Аннушку я опасался, чтобы император не приказал выдать её замуж против желания…

Как только мы о смерти Павла узнали, тут же в Россию выехали: император Александр Павлович собственноручное письмо мне написал, в котором выказывал благорасположение и изъявил желание видеть меня в Петербурге. При личной аудиенции государь-император был со мной весьма любезен и уважителен и предложил в государственных делах поучаствовать.

Екатерина I.

Художник Ж.-М. Натье

Я вынужден был, однако, от его предложения отказаться: годами уже стар и новых веяний не знаю; я человек екатерининского века, не нынешнего.