– Скажи, Сигурд, если не секрет, конечно, а как у вас с жителями Норланда ведётся торговля, чем обмениваетесь?
Свеон хмыкнул и, немного поколебавшись, всё же ответил:
– Это не секрет, Вадим, просто мы об этом не любим говорить. В Южном Норланде у нас и норгов есть укреплённые торговые посты. Летом мы свозим туда товары, а зимой вендели и лапоны собирают сильные отряды воинов и подходят под стены наших факторий. Вот тогда и начинается торг. Вендели предлагают нам слитки меди и серебра, рабов и шкурки пушных зверьков, а мы с ними расплачиваемся вином, хмельным мёдом, тканями и продовольствием. Торжище открыто каждый день в течение месяца, а потом от случая к случаю, как товары появляются.
– А что насчёт оружия?
– Нет-нет! – Швед всплеснул руками. – На это есть давний запрет, которому уже четыре века. Нельзя венделям железное оружие и доспехи продавать, а не то худо будет. Они ведь злые, словно полярные волки, которых эти дикари часто приручают, а мы себе не враги.
– Понятно. А нельзя как-нибудь с вами на этот торг съездить?
– На это тоже запрет, Вадим. Мы не пускаем в Норланд никого, кроме своих.
– Мы – это кто?
– Потомственные торговцы, четыре семьи норгов и девять семей свеев.
– Ну что ж, благодарю за сведения, Сигурд. Удачи тебе в делах.
– Не за что, витязь. Ступай с миром.
Завершив разговор с купцом, мы с Блажко развернулись в сторону Сигтуны и отправились в наше временное жилище. На бесполезную беготню от городского центра в порт и обратно я угробил четыре с лишним часа. Время перевалило уже за полдень, на оживлённые улицы шведского города падали солнечные лучи заходящего летнего светила. Кругом много людей, как гражданских, так и военных. Откуда-то слышался смех и славянский говорок, похоже, перед возвращением на Руян веселились варяги. Немного в стороне я увидел знакомого витязя, десятника из сотни Доброги, он с явно тяжёлым мешком за плечами входил в оружейную лавку. Наверняка пришёл сдать добычу, которую не было смысла везти на родину. Дальше на перекрестке расположилась группа из нескольких вооружённых язычников Гутторма Тостерена, городской патруль. А рядом с ними перед пустым подворьем стояли новгородские бородачи, скорее всего, купцы, подбирающие место для торгового форпоста.
Заметив земляков, Блажко опасливо покосился в их сторону и вжал голову в плечи. Но, видать, его кредиторов среди них не оказалось, и он, повеселев, радостно произнёс:
– А всё-таки хороший город Сигтуна. Да, Вадим Андреевич?
– Хороший, – подтвердил я, с усмешкой посмотрев на Ставра, который хоть и был на вид взрослее и солиднее, тем не менее, соблюдая вежество, всегда обращался ко мне исключительно по имени-отчеству.
– Однако Аркона, наверное, получше будет, – вздохнул Блажко. – Скорее бы уже на Руян-остров.
– Ты куда-то торопишься? Сам же только что сказал, что Сигтуна хороший город.
– Но это всё равно чужбина. Опять же неопределённость жить не даёт. Обитаем в чужом доме, который раньше принадлежал христианам. Еда непривычная, всё рыба да лепёшки, а я кашу с хлебом хочу. Бабы по-нашему не разговаривают. Мужики косятся. И вроде бы всё неплохо, однако чувствую себя здесь, словно гость, которого пока не выгоняют, но будут рады, если он поскорее уйдёт.
– Есть такое, – согласился я с купцом. – Мы свейским язычникам помогли, и теперь они опасаются, как бы варяги здесь навсегда не остались.
– А могли бы?