Она отвернулась, ее стошнило. После этого Вася встала и попила воды из ручья. Она смыла кровь с тела мертвой женщины и поправила ее конечности. А потом Вася вернулась к ручью, отмыла себя в свете угасающих огней, не замечая холод. Она терла кожу песком, пока не задрожала от холода. Она смыла кровь с одежды и надела ее мокрой.
Когда она закончила, то медленно обернулась. Медведь и дед Гриб смотрели на нее. Они молчали. Дед Гриб хмурился. Медведь не насмехался, а выглядел растерянно.
Вася тряхнула волосами и обратилась к деду Грибу:
— Пойдешь в бой, друг?
Дед Гриб медленно покачал головой.
— Я — лишь гриб, — прошептал он. — Мне не нравятся страх и огонь, и я устал от этих воинов. Они не заботятся о растениях.
— Мне это нравилось, — сказала Вася, не щадя себя. — Страх и огонь этих ночей. Это придавало ощущение свободы и силы. Другие заплатили за мою радость. Дед Гриб, увидимся у озера, если Бог позволит.
Дед Гриб кивнул и пропал меж деревьев. Восходило солнце. Вася глубоко вдохнула.
— Идем к Дмитрию Ивановичу, покончим с этим.
— Первые хорошие слова с твоего пробуждения, — сказал Медведь.
32
Куликово
Русские прибыли к Куликово в конце третьего дня и разбили лагерь. Даже Дмитрий молчал, лишь отдавал необходимые приказы, устраивая людей на ночь, продумывая действия на рассвет. У него были отчеты о количестве. Но отчеты нельзя было сравнить с увиденным своими глазами.
Мамай привел основную часть. Они растянулись одним рядом вдоль поля, сколько хватало взгляда.
— Люди боятся, — сказал Саша Дмитрию и Владимиру, пока они ехали к устью Непрядвы, притока Дона, для разведки. — От молитвы их не станет меньше. Мы можем говорить им, что Бог на нашей стороне, но люди видят количество врагов. Дмитрий Иванович, их вдвое больше нас, и еще не все прибыли.
— Я вижу количество, — сказал Владимир. — И я сам не рад.
Подданные Дмитрия и Владимира ехали достаточно далеко, но шептались, глядя на врага, с хмурыми лицами.
— Ничего не поделаешь, — сказал Дмитрий. — Нужно молиться, хорошо накормить людей на ночь и поднять завтра в бой раньше, чем они начнут переживать.
— Мы можем кое — что еще, — сказал Саша.
Двоюродные братья повернулись к нему.