Схватив за руку, он потащил ее за собой. И зло, овладевшее ею, вдруг подчинилось ему. Отступило, давая Соне возможность думать, говорить, бежать.
– Вик! Я не хотела! Я не знаю, что со мной! Опять! – Слезы покатились градом, застилая этот мир, очищая душу. Она едва успевала переставлять ноги, пытаясь подстроиться под сумасшедший бег.
– Я знаю. Знаю! Скоро все закончится! – не останавливаясь, прерывисто выпалил он.
Наконец первый этаж. Свобода!
У подъезда стояла полицейская машина.
– Подожди… – Вик разжал пальцы, и в его руке тут же блеснуло лезвие складного ножа. Одним движением он всадил его в колесо машины, а после, спрятав нож в карман, снова потащил Соню за собой. – Садись!
Он распахнул дверцы такси, поджидавшего на углу дома, и толкнул Соню на заднее сиденье. Сел сам и велел водителю:
– Быстрее! Улица Мичурина. Дом напротив ЦПК!
Машина сорвалась с места. Соня услышала вой полицейских машин, спешащих к студгородку, а после реальный мир исчез, как исчез и сидящий рядом Вик. Перед глазами Сони появился барский дом и занесенный снегом сад.
Глава 9
Зима в этом году наступила внезапно и быстро. Снегопады не прекращались две недели кряду, закрашивая белым всю пестроту осени. Небо сливалось со снежными полями, и Софье казалось, что кроме этого бело-серого полотна в мире больше и нет ничего, а все, кто живет в усадьбе, – единственные оставшиеся в живых после свирепых метелей.
Выдохнув пар, она медленно направилась к дому. Уже три недели прошло с момента отъезда Ильи Николаевича. После смерти старухи жизнь стала проще. Больше никто не глумился над ней. Девки называли госпожой, а мужики старались и вовсе не попадаться на глаза. И только высоченный бородач, невозмутимо разглядывавший ее в тот день, когда была найдена мертвой старая нянька мужа, продолжал провожать Софью внимательным взглядом ярко-синих глаз, не спеша при встрече схорониться на конюшне или в других постройках.
Такое своеволие Софью задевало, но при этом и заставляло уважать этого молчуна.
Три дня назад у них случился странный разговор.
Великан подошел к ней, когда она была на веранде, глядя на танец снежинок, и без предисловия начал:
– У меня тоже есть такой крест. Только он не губит тех, кто мне не по нраву.
– О господи! – Софья вздрогнула всем телом. Еще бы… Замечтавшись о Дмитрии, она не услышала тихий скрип снега под его валенками. – Чего тебе надо? Что ты хочешь сказать этим?
– Я знаю, что дух, заточенный в кресте, убивает всех, кто тебе не годен! Я видел тебя той ночью. На реке. Видел, как ты вела старуху. Она молила тебя ее простить! Кричала, что оберегала Илью от боли, какую причинила ему твоя нелюбовь. Но она шла за тобой, покорная воле духа, владевшего тобой в тот миг. И дух убил ее. Не ты! Я видел, как в последний миг она вцепилась в крест, который пылал адовым пламенем.
– И что тебе надо? Денег? А не то расскажешь дворовым? Моему мужу? – Софья, чувствуя накатывающий гнев, вызывающе сложила руки на груди и гордо вздернула подбородок.
– Я хочу тебе помочь. – Бородач посмотрел ей в глаза. – В тебе я вижу чистую душу, заблудившуюся в кознях судьбы. Ты не любишь барина. И амулет тебе дала твоя матушка для усмирения злых сердец. Да только одно не сказала. Он усмиряет, только если переходит от матери к родной дочери, а в тебе нет ее крови. Поэтому ты не властна над душой, заточенной в амулете. Скорее она завладела тобой. А от того, что когда-то ее пленили, поместив в амулет, и долгое время не давали вернуться к богу, стала она черной. Озлобленной, потерянной.