Анастасия дернулась, всмотрелась в толпу, пытаясь разглядеть.
– Любимый! Михай! Зачем ты пришел! Зачем они сказали тебе?
– Я буду любить тебя! Помнить всегда! Мы еще встретимсяа-а-а!!!
Крик оборвался. Анастасия наконец-то увидела его. Любимый! Стражники графа несли его бесчувственное тело к краю очерченного отцом круга. Бросив его за границей света, они направились обратно.
Анастасия зарычала от рвущих ее изнутри гнева и боли. Как они могли так! С ним?!
Она даже не заметила подбиравшегося все ближе и ближе к ней колдовского огня. Его зеленые сполохи не были горячими, не обжигали, наоборот, превращали сердце в кусок льда. А может, причина тому настой, что заставила ее выпить перед казнью мать?
Наконец Анастасия услышала басовитый голос отца. Он стоял у костра, в самом его пламени, и как ни в чем не бывало читал свое заклинание. Настя должна была стать сильнее его и мамы вместе взятых, так он говорил. А может… он просто испугался ее силы? Ее возможностей? И потому принес в жертву?
Анастасия почувствовала, как лопается, обугливается ее кожа от замораживающего огненного вихря, как трещат волосы, и не в силах сдержать рвущуюся в мир агонию из чувств и приближающейся смерти закричала:
– Я вас ненавижу! Всех вас! За то, что отняли мою жизнь, мою любовь, я буду искать вас и ваших потомков, и не будет никому пощады! Никогда-а-а-а!
В следующий миг она почувствовала, как весь мир завертелся разноцветной спиралью, сжался в изумрудную точку, и наступила мгла.
Глава 1
– Матушка, смилуйся! Не скажу никому! Никому не скажу! – Холоп Митька, тощий, бритый наголо пацаненок лет пятнадцати, попятился, скользя по снегу, испуганно таращась на ступившую с крыльца на двор одетую в длинную ночную рубашку босоногую барыню. Хотя и не барыня она вовсе. Обычная бесприданница, всего-то на пару лет его старше. Да, видно, приглянулась хозяину, раз в свои годы под венец эту пигалицу повел.
– Что ты никому не скажешь? – Барыня с улыбкой подходила все ближе, пока Митька не уперся спиной в стену овина. Ее красивое лицо застыло безумной маской, черные волнистые волосы повисли паклей, омоченные не водой, а кровью убиенной ею только что прислужницы Маньки. Она сейчас была точно демон из ада в этом белоснежном, холодном миру.
«И меня убьет! Дернуло же заглянуть в спальню! Лучше бы спал на конюшне и знать не знал о всех этих ужасах!» – с тоской подумалось парню. Стараясь не глядеть на белоснежную ночную рубашку барыни, испачканную темно-красными брызгами крови, он упал на колени и стал истово креститься.
– Ничего! Никому! Вот те крест! Никому!
– Правильно. Никому! – Хозяйка приблизилась так близко, что от запаха крови желудок парнишки сжался в тугой комок. Обуянный животным ужасом, Митька уставился в ее полыхнувшие колдовской зеленью глаза. – Потому что ты сейчас пойдешь в конюшню и повесишься. Понял?
– Нет. – Холоп быстро-быстро замотал головой и отчаянно выкрикнул: – Нет! Скоро приедет барин! Он все узнает! Узнает!
Он, вереща, вскочил и, поскальзываясь на снегу, бросился прочь.
Софья, не переставая улыбаться, развернулась, глядя, как парень вспугнутым зайцем несется к воротам усадьбы. И вот, когда он нырнул под раскидистую иву, стоявшую у самого забора, ветви-плети, подчиняясь вековечному злу, таящемуся на дне ее сияющих колдовской зеленью глаз, захлестнулись на тощей шее слуги и потянули вверх.
– Никто. Ничего. Не узнает! – промурлыкала Софья, глядя на агонию холопа, развернулась и пошла к каменному двухэтажному дому, где безмятежно спал ее любимый. Ничто и никто не должен побеспокоить его сон… Тем более глупая прислуга, так не вовремя заявившаяся со своим чаем, и этот мальчишка холоп, наблюдавший за ними в окно.