От размышлений княгиню отвлек поднявшийся во дворе шум. Ох и разгалделись же дружинники Святослава! Словно в крепости Самват[25], а не в ее теремной вотчине. Но уж тут ничего не поделаешь. Ольге надо, чтобы сын был рядом, хватит ему в Новгороде дальнем шалить да с мужиками на мостах через Волхов на кулачках драться. Хотя чего уж там говорить, сын не только дрался, но и в походы ходил, дань собирал с окрестных племен – и с эстов, и с веси, и с ливов[26] приморских, а то и с варягами отправлялся в дальний вик[27]. Боярской же думе новгородской Святослав не мешал. По сути, он вообще не интересовался, что там у них. Но потому горластые и строптивые бояре новгородские его и охотно князем признавали. Однако вырос уже Святослав, ему не только о походах да ратных забавах думать надо – пришла пора княжичу править учиться, знать нужды державы. И все же пока Святослав воинские забавы оставлять не собирался. Вон какой гвалт устроили перед теремом княгини!
Ольга постаралась отвлечься от шума, запахнулась в ниспадавшую из-под опушенной соболем шапочки легкую вуаль, будто бы так гомон не будет донимать.
– Ты вот, Сфирька, про печенегов мне много сказывал, а как быть с порогами днепровскими? Про них поведай.
Сфирька с охотой пояснял: порогов на Днепре девять – опасные скальные гряды встают из реки там, где она в тесных берегах сходится, и духи там злые водные обитают, какие любят губить корабли, бросая их на камни. Из-за этих опасных мест Днепр исстари считался непроходимым. Люди раньше думали, что по реке пройти нельзя, но потом однажды варяги миновали пороги, ну а за ними и иные двинулись в богатый Царьград. И с тех пор путь этот так и прозвали – из варяг в греки. Но путь очень непростой. У каждого скального порога надо делать остановку, сходить на берег, часть груза на себе перетаскивать, пленников-рабов посуху проводить, а сами суда тащить вдоль берега на крепких веревках, удерживая, чтобы речные духи не уволокли их, не порвали канаты. Вдоль бережка протаскивают суда, вновь товар укладывают, вновь за весла садятся и плывут далее, до следующего порога. И так до самого острова Хортица. А на острове том есть великое святилище и дуб растет заветный. Как доберутся до него корабелы, надо великую требу принести в благодарность, что прошли. Иначе и нельзя, ведь и обратно идти тем же путем придется. Да и вообще за удачную дорогу там надо молить богов. А в дальнейшем путь тоже непрост и долог. И опять же печенеги – еще одна большая орда в приморских водах шастает. Орда Талмат, а хан у них – Коста.
Услышав это имя, Ольга не смогла сдержать улыбки. Упомянутый Коста был ее человеком. Верный чародей-волхв, он некогда принял облик печенежского хана и увел орду Талмат подальше от Руси, до самого моря. Там их и держит. Ну да с Костой она уж как-нибудь договорится. Да и вообще, верного слугу не мешало бы повидать, есть о чем переговорить с ним.
А Сфирька уже рядом советует: ты, княгинюшка, все пройти сможешь, но мелочиться не надобно. Надо и стругов снарядить побольше, и витязей-охранников на них усадить достаточно; еще бы хорошо, чтобы и конные караван по берегу сопровождали, хотя бы пока пороги до Хортицы не минуют. Ибо по Днепру будет идти не кто попало, а сама государыня державы великой!
Уж и польстил Сфирька! Умел, шельмец, нужное сказать. Ишь как завернул – держава великая! Сладкие то для княгини слова. Ольга гордилась тем, что сумела создать, удержать, расширить. Вон на той же карте красными точками обозначены рубежи ее южных застав, где несут службу видные витязи, отгоняют степняков. А на севере ее владения до самой Ладоги простираются. И владеет этой землей она – девочка из-под Пскова, женщина, баба, вдовица. Разве такую заносчивый византийский император посмеет не принять? Разве не окажет ей почет, не поймет, что не стыдно его цесаревне за Святославом женой быть? Ибо одной из причин Ольгиного посольства было ее намерение породниться с самим базилевсом Константином Багрянородным[28].
Правда, состоявший ныне при Ольге грек Григорий, христианин и друг задушевный, не больно верил в подобное – говорил, что уж больно ценят свой род византийские правители, редко с кем брачные договоры заключают. Ну да Ольга уже придумала, чем поразить Константина Багрянородного. Она такое посольство собрала, такой силой поплывет, что базилевс обязательно поймет, насколько значительная гостья к нему пожаловала. И еще была задумка у Ольги: некогда предшественник Константина Роман Лакапин[29] на все был готов, только бы ему с Руси живую и мертвую воду привезли. Вот и Константин Багрянородный против того не устоит. Примет ее, а там они и обговорят все: и почему Царьград тянет с выплатой обещанной по договору еще с Игорем дани, и отчего настоял, чтобы русы не смели в южных морях плавать, и обсудят, чем плох ее сын Святослав для цесаревны ромейской. Сын Ольги уже в том возрасте был, когда жену подыскивать надо.
Правда, самого молодого князя многие еще по старинке величали княжичем. То, что власть – это Ольга, понимали все. И ей это было любо. Но время все одно пришло, надо ей мужчину сажать подле себя, да не мужа, какого не смела выбрать, опасаясь делиться властью да споры на Руси вызвать, а именно сына. Пришла пора Святослава великим князем делать. Потому и решила, что первой пробой для юного Святослава будет его правление на Руси во время отсутствия матери.
Сфирька еще что-то говорил, но Ольга уже не слышала – рев и крики за окном сделались просто оглушающими. Однако и сквозь этот шум можно было различить, как множество глоток резко выкрикивают имя: «Святослав, Святослав!»
Княгиня подошла к широкому окну, посмотрела, заслонившись расшитым рукавом от бьющего в глаза солнца. И по ее пухлым, пунцовым, как спелая вишня, губам промелькнула довольная улыбка. Да, пусть она и пеняла сыну, что он военные забавы ставит наперед забот правления, но какая мать не порадуется, видя, какой молодец из ее дитенка вырос.
Там, где некогда были цветники, ныне было вытоптанное в пыль поле, на котором дружинники молодого князя установили высокие оструганные столбы. Вокруг них обычно гоняли коней, в них метали стрелы, а сейчас устроили новую забаву: в стремлении показать силу и ловкость взбирались по их гладкой поверхности наверх. Вот и теперь трое молодцев, раздетых по пояс и босых, лезли по гладким стволам, обхватив их руками и ногами. Сползали по гладкому столбу, опять приникали, обвивали, цеплялись, рывками заставляя тело подниматься наверх. И пока выше всех умудрился забраться именно князь Святослав.
Шестнадцать годочков ему было, а уже витязь. Вон как бугрятся мышцы под загорелой кожей, как взмокли растрепанные русые кудри, как напряжено и серьезно лицо! Ростом князь был не из самых высоких, зато сложен ладно, а лицо хоть и не красеня, но исполнено той силы, какая порой важнее любой привлекательности. От этого лица веяло уверенностью; темные брови сейчас хмурились, синие глаза были прищурены, жесткий рот напряженно сцеплен. Вроде как в военной потехе дурачится, но и в дурашливых учениях он серьезен, потому что хочет быть первым. И дружина признает его лидерство, за него болеют, имя его выкрикивают.
Наблюдая за сыном, Ольга все же заметила, как через двор между толпившимися дружинниками пробирается высокая чернокосая девушка с глиняной крынкой в руках. Малуша. Помощница старой ключницы Ольги – Дарины. Малуша сама уже все дела ведет, и ключи Дарина ей доверила, зная, что девка толковая и расторопная. Но Дарина – старая раба, много лет ведущая хозяйство княгини в Вышгороде, а Малуша свободнорожденная, отцом ее слывет известный лекарь Малк Любечанин, а матерью – ведьма Малфрида, давняя подруга и советчица княгини, – всем о том известно. Поэтому и гадают люди, отчего девушка из такой семьи вдруг стала челядинкой Ольги? Ведь челядинцами обычно бывают холопы, прикрепленные к хозяйству, по сути рабы. Однако Ольга понимала, отчего такая способная и решительная девушка, как Малуша, предпочла жизнь при княжьем тереме прозябанию в глухомани под Любечем. Здесь она при милостивой к ней княгине, здесь жизнь шумная и яркая, а если учесть, что Малуша сама норовит стать ключницей Ольги, то понятно, что рассчитывает высоко подняться своими стараниями, чтобы ни от кого, кроме Ольги, не зависеть. Поэтому ее званием холопским не смутишь, ибо еще по прибытии обговорила она с княгиней условия своего найма. Будь на месте ведьминой дочки кто иной, Ольга бы и за порог за столь смелые речи выставила, но Малушу она знала с детства, по-своему любила, да и приходилось считаться с тем, что та самой Малфриды дитя. Поэтому княгиня дала Малуше волю и почет, пусть ту и называют челядинкой, хотя место ключницы при ином хозяйстве таково, что ее не всякий свободный попрекнет. Да и с работой она справляется так, что Ольга поняла – не прогадала, приняв девушку в челядь. Та со всем непростым хозяйством княгини справлялась умело и споро, все у нее горело в руках. А держалась Малуша так, что мало кто и посмел бы ее холопкой назвать. Вон как идет, раздвигая орущих молодых мужчин, а те расступаются перед ней, будто перед важной особой. Она же шествует прямая и серьезная; заплетенная у самого затылка длинная черная коса слегка покачивается при движении, украшенное блестящими бусинами очелье смотрится как венец на какой королевне. Да и само личико надменное и спокойное, такое лилейно-белое, что черные, круто изогнутые брови кажутся прорисованными, а зеленые, как у кошки, глаза смотрят по-кошачьи – внимательно, но и равнодушно, словно вся эта суета ее не трогает.
Святослав в какой-то миг тоже заметил девушку. Ольге из ее высокого окна было видно, что сын смотрит в сторону Малуши, даже замер, карабкаться перестал. Ну и начал сползать по столбу, пока два других соперника усердными рывками нагнали, а затем и опередили его. Святослав же, казалось, забыл, зачем на такую высоту взобрался, и вскоре окончательно спустился по столбу.
– Ээээх! – прозвучал разочарованный многоголосый вздох.
Витязи сокрушенно махали руками, расходились. Будто и не так важно им было, кто из оставшихся соперников доберется до победной вершины. Сам же Святослав, похоже, не огорчился. Смотрел в сторону крыльца, по ступеням которого поднималась в терем молоденькая ключница.
Ольга невольно призадумалась. Малуша сызмальства росла при ее тереме воспитанницей, она была на год старше Святослава, в детстве они часто играли, и всегда дочка ведьмы имела власть над сыном княгини. Няньки так и передавали Ольге: скажет что зеленоглазка – княжич тут же кинется выполнять. Но тогда они детьми были, Ольга на властвование разумной и спокойной Малуши смотрела даже одобрительно. Потом Святослав уехал, годы прошли, пора было бы забыть детские шалости. Но и вернувшись, повзрослевший Святослав Малушу из всех выделяет, то затронет ее и заговорит, то ищет ее компании. Даром что в челядинки к его матери пошла былая подружка и теперь кланяться ему в пояс должна. Но ведь не кланяется же! И, опять же, Малуша только сказала – он и рад выполнять. Ранее Ольге докладывали, что хоть сын ее взрослый уже, а девки его словно не волнуют. Вот привез из похода пару-тройку пригожих пленниц, но вскоре о них и забыл. А тут Малуша одним своим присутствием его от дружинных побратимов отвлекает, хотя даже не глянула в сторону молодого князя, прошла, покачивая косой, – а ему и военная потеха уже не потеха. Поспешил за девушкой, оттесняя приятелей, на возгласы их не отвечает.
– Вы приказывали квасу принести, – услышала Ольга за собой негромкий, спокойный голос Малуши.
И тут же ей вслед: