УДАР!!!

Хруст ломаемого и звериные вопли пронзаемого. Дикое предсмертное ржание лошадей, напоровшихся на копья. И звон!.. Волны звона железа, перекатывающиеся поверх волн разбушевавшегося людского моря.

Бреши в стене пехоты, пробитые слаженными залпами лучников, не успели затянуться. Какого-нибудь десятка мгновений не хватило им, чтобы вновь сомкнуть ряды. Опомниться, выдвинуться сзади на переднюю линию. И эти упущенные мгновения стоили не одной сотни враз оборванных жизней, когда искры клинков заплясали в пробитых тучами стрел разрывах…

Первая линия обороны была буквально опрокинута назад и безжалостно вмята в землю копытами обезумевших лошадей.

Приняв на себя страшный таранный удар, по всему фронту вспучилась колышущаяся живая масса. Несколько распятых на копьях монгольских всадников взмыли вверх и опрокинулись за головы пехоты, падая во второй и третий ряды.

Задние шеренги, создавая опорное давление, теснили спины передних воинов, однако их отчаянные усилия были тщетны… Неумолимая сила сминала людей в малоподвижный живой пласт. Медленно сдвигала ряды назад, ломая боевой порядок, валя пеших воинов на спины и топча их ещё живыми.

…А чуть раньше столкнулись два конных отряда. И пыль, поднятая копытами тысяч лошадей, наползла на это месиво. Полупрозрачной дымкой ненадолго скрыла в себе разразившуюся бойню.

Непосредственно перед сшибкой монголы успели сделать пару залпов из луков, опрокинув наземь многих из нападавших. Однако никакого перевеса в схватке им это не принесло. Вражеская конница была намного больше по численности, да и, судя по натиску, решимости у её всадников было хоть отбавляй. Когда пыль начала рассеиваться, Хасанбек увидел, как чужаки начинают теснить ордынцев, постепенно охватывая их по флангам.

…Между тем, яростный натиск монголов на рваные пехотные ряды также постепенно ослаб, сошёл на нет. С каждой минутой сражения росло сопротивление воинов задних рядов. Они постепенно подключались к схватке и создавали противодействие отступившим копейщикам передних шеренг, теснимых атакующим неприятелем.

Ордынская конница врезалась в плотную человеческую стену многочисленными клиньями в тех местах, где образовались бреши…

И увязла.

Пехотинцы, понукаемые яростными криками своих командиров, опомнились и начали действовать более согласованно. Вот уже в ход пошли копья с крючьями и страшные китайские алебарды, именуемые «лунными ножами». Всадников выдёргивали из сёдел, и они валились наземь, под ноги людей и лошадей. Редко кому удавалось вновь подняться. Алебарды подрубали коням ноги, вспарывали животы. И тут уже совершенно бесполезными оказывались тяжёлые доспехи, они только мешали двигаться и просто отсрочивали неминуемую кончину.

Воспрянувший духом неприятель затягивал прорывы в обороне. Израненные воины, уцелевшие после натиска атакующей монгольской лавы, отходили в глубь строя; их тотчас же сменяло свежее подкрепление из тыловых шеренг…

И вот тут-то наступил заветный долгожданный миг.

Прозвучал гортанный выкрик темника Хубилая, что вёл в атаку первую лаву. После этого сигнала, многократно повторенного по цепочке вправо и влево, монголы дико заверещали и принялись разворачивать коней.

Хасанбек наконец-то дождался мнимого отступления, загодя спланированного монгольскими военачальниками. Хотя слева, там, где многочисленные неприятельские конники окружали ордынцев, ни о какой имитации бегства речи не шло — монголы отступали по-настоящему, из последних сил сдерживая натиск по фронту и с флангов. И, лишь заслышав тайный сигнал к бегству, поворотили коней назад.

Хасанбек выхватил из ножен свой заговоренный прямой меч, резко взмахнул им над головою и простёр вперёд, указывая па неприятельские ряды. Острие меча застыло, нацеленное на темневшую впереди вражескую массу. И тут же резко, узрев командный жест, сорвался с места ещё один тумен. Вздымая облака пыли, вместе со стаями насекомых, устремилась лава навстречу своим отступающим побратимам. Свежий тумен, неумолимо набирая скорость, мчался, на ходу перестраиваясь в несколько ударных колонн. На этот раз в сторону вражеской конницы, преследовавшей монголов буквально по пятам, направилась большая часть тумена— около шести тысяч.

Они мчались на неприятеля молча. Без боевого клича, чтобы преждевременно не привлекать внимания. Они мчались, изготавливаясь к таранному удару, заранее опустив вперёд копья, как бы слившись с лошадьми. И это молчание было ещё более жутким, чем самый яростный многоголосый вопль…

Заприметив вторую лаву, отступавшие всадники рассредоточились. Расступаясь в стороны, спешно образовали проходы. И уже немало воинов, особенно из находившихся в средней части выдохшейся первой волны, сумели остановить и с трудом, но развернуть своих наполовину обезумевших, разгорячённых пылом схватки коней. Они готовились прекратить притворное бегство и, пропустив свежие силы, присоединиться к новой атаке.

Быстро миновав специально образованные проходы в бесформенно отступавшей лаве, шесть тысяч панцирной конницы буквально вонзились во вражеские порядки. Правда, не обошлось и без неожиданностей… На левом крае возникла сумятица. Там откатывались назад всадники, которые не только угодили под удар неприятельской конницы, что охватывала их фланг, но и приняли на себя залпы лучников из пехотных рядов, не участвовавших в отражении наскока первой лавы.