Рассвело, и я выкуриваю утреннюю сигарету с вечно холодным кофе. Солнце вышло, но очевидно, что здесь еще зима. Как бы то ни было, я хотя бы лечу в лето.

Дрю, с которым я познакомился накануне вечером в наших апартаментах возле аэропорта (выглядит милым, хотя ему не мешало бы подстричься), включает камеру. Одной из множества тревог, поднявших меня этой ночью, была тревога о том, каково будет все делать на камеру. До сих пор мы максимум снимали чудачества друг друга на телефон, как в Авориазе. А теперь мы снимаем настоящий фильм, делаем наконец то, чего хотел от меня Майк. А я ведь так и не пошел в зал.

Меня снимали несколько раз, но я всегда тщательно готовился к этому, будь то интервью в студии, конференция или речь для прессы, как во время премьер «Властелина Колец» и «Хоббита». Ты знаешь, когда это будет, знаешь заранее, какие вопросы тебе могут задать, и знаешь, что это продлится недолго. В темноте бессонной прошлой ночи я представлял себе, каково это, когда тебе навязчиво и не по делу тыкают в лицо камеру – вот эту самую камеру. Но все оказалось не так страшно. Это всего лишь Дрю, этот бородатый паренек. Какая разница, что он делает? Я просто помахал ему, чего он от меня, может быть, и не ждал, но скажем честно – меня переполняет волнение в ожидании возвращения в Новую Зеландию.

С другой стороны, ему нужно не так много установочных кадров. Список желаний все равно не начнется, пока мы туда не доберемся. Эй, и как я сажусь в такси тоже надо снять, ты что не снимаешь?

Вот и Хитроу. Я смотрю на телефон. Поездка заняла сорок минут, а кажется, пролетела за две. Мы выгружаем багаж и все принадлежности для съемок и идем в терминал 2. Сняли еще несколько бессмысленных установочных кадров и как я иду.

Меня проводят в зону регистрации. Там довольно тихо, ни толпы, ни очередей. Я подхожу и вижу – кто-то знакомый. Рокси. Какова была вероятность? Кидаюсь к ней и заключаю ее в объятия. Рокси работает проводницей в Air New Zealand[11]. У нас есть общие друзья в Лос-Анджелесе, и мы встречались в этом городе несколько раз, когда она бывала там проездом. Просто потрясающе встретить ее здесь!

Пока регистрируют наш багаж и тщательно проверяют документы, я взволнованно объясняю Рокси, что я здесь делаю. Краем глаза замечаю, что Дрю водрузил на плечо камеру и направил ее на нас. Это уже перебор, дружище, – я просто болтаю со старой подругой.

– Ладно, у меня тут есть кое-что для тебя, Ройд, – совершенно неожиданно заявляет Рокси. Кажется, ей неловко, и это меня не удивляет.

Не думаю, что ей нравится, что ее снимают.

– Что же? – спрашиваю я, стараясь не замечать камеру.

– Это от Майка, – она разворачивает записку и принимает официальный вид, в свой форме проводницы, шапочка и все такое.

Майк.

Как я не догадался? Вот почему Дрю снимает. Рокси прекрасно знала, почему я здесь. Вот обманщики!

«В прошлый раз, когда мы были в Новой Зеландии, – начинает она и уже эти несколько первых слов вызывают во мне бурю эмоций, – мне было трудно ходить и приходилось опираться на трость». Майк. «Проникнись духом этого путешествия, нарядившись Гэндальфом». Что на этот раз сделай?

«Вживись в роль. Говори всем, что они не пройдут, и преграждай им путь волшебным посохом», – кончает читать Рокси, на ее лице играет сочувственная улыбка.

Я уже плачу.

Настоящими слезами. Что бы вы ни думали, прочтя все, что вы уже прочли, сам по себе я не плакса. До болезни Майка я вообще редко плакал. Я не из тех, кто выставляет эмоции напоказ и легко начинает плакать.

Прежде чем уехать из Уэльса, я пообещал себе, что, что бы ни происходило в этом, надеюсь, волшебном путешествии, я останусь самим собой. Я не хочу играть на камеру (за исключением тех случаев, когда я валяю дурака) или изображать эмоции, которых не испытываю. Я плакал в машине перед своим домом в тот день, когда Майку поставили диагноз. Плакал на его похоронах. И иногда плакал, когда оставался один. Это все. Я не мог справиться с этим кошмаром и ненавидел моменты, когда теряю контроль над своим горем. Поэтому я подавил его в себе. Затолкал внутрь. И еще минуту назад был уверен, что слез во мне не осталось.

Я, конечно, не рыдаю в голос, но это меня сильно тронуло. Эти первые слова: «В прошлый раз, когда мы…» Даже не упоминание трости Майка. Просто его слова. О нем и обо мне. О нас вместе. Как же я перешел от Мистера «Я Не Плачу» к тому, что мои слезы запечатлевает для потомков камера документалиста? Обычно, если меня захватывают эмоции, моя первая реакция – спрятаться где-нибудь в уголке. Точно не стоять посреди терминала перед толпой незнакомцев и сотрудников аэропорта.

Я старательно вытираю щеки, пытаюсь вернуть слезы в слезные каналы, залить обратно в себя. Хватит. Но я способен думать только о Майке. И… минуточку… Что надо сделать?