Наступила пауза.
— Товарищ маршал, — нарушил ее начальник штаба фронта генерал С.П. Иванов, — есть предложение поменять управление 38-й и 40-й армий.
— А ведь это идея, — поддержал его Ватутин.
— Согласен, — коротко сказал Жуков.
О перегруппировке армии Рыбалко с плацдарма на плацдарм написано много и в целом верно. Хотелось бы только отметить в этой связи важную деталь. Операция эта и подготовка наступления на новом направлении проводились столь скрытно, что противник и после начала наступления долгое время принимал его за вспомогательное. Как вспоминал генерал С.П. Иванов, чтобы скрыть от противника уход с букринского плацдарма 3-й гвардейской танковой армии, 7-го артиллерийского корпуса прорыва, 23-го стрелкового корпуса и ряда инженерных и артиллерийских частей, оставшиеся на плацдарме армии соорудили в своих полосах обороны большое количество макетов танков и орудий. Продолжали работать радиостанции 3-й гвардейской танковой армии, почерк радистов которой хорошо изучили немецкие связисты. Немецкая авиация и после начала наступления бомбила ложные объекты, а главное командование было уверено, что русские вообще больше не в состоянии наступать. Отдел по изучению армий Востока генерального штаба вермахта в это время сделал ошибочный вывод: «После неудачных октябрьских боев на букринском плацдарме основные события в ноябре развернутся в районе Мелитополя и Кривого Рога. Там советские войска попытаются замкнуть кольцо вокруг 6-й и 1-й танковой армий. Второй удар будет наноситься на Псков или Двинск—Рига с целью сокрушить немецкий северный фланг».
Сейчас часто приходится встречаться с мнением, что надо было . сразу наступать с лютежского плацдарма, что ошибки командования 1-го Украинского фронта чуть ли не преступны, что немцы нас ждали именно на юге от Киева, а не на севере. Думается, это не совсем верно. Бесспорно, ошибки у Военного совета фронта были, и мы о них говорили. Но рассуждать по прошествии многих лет, когда открыты все замыслы и состояние войск, всегда проще, чем решать задачу со многими неизвестными в боевой обстановке. Да и не так уж много гарантий было у Ватутина, начни он наступление на севере, с лютежского плацдарма. Трофейные документы доказывают, что гитлеровское командование как раз и ожидало главного удара на Киев с северо-востока и наши неудачи под Букрином в какой-то степени усыпили противника и обеспечили успех последующего наступления. Впрочем, это утверждение тоже не бесспорно.
1 ноября началось наступление 1-го Украинского фронта с букринского плацдарма. Враг воспринял его как нечто нежелательное, хотя и ожидаемое, и обрушил на наступавших хорошо организованный огонь. Немцы были в полной уверенности, что и на этот раз русские наносят здесь главный удар. Танковая армия была для этого лучшим аргументом. Ватутин сделал все возможное, чтобы сохранить это заблуждение, и преуспел в этом. Манштейн даже перебросил сюда резервы: три танковые и моторизованную дивизии.
Поздним вечером 2 ноября Николай Федорович отдал приказ о начале наступления с лютежского плацдарма. Ночью командующий выехал на свой НП, а в это время во всех ротах зачитывалось обращение Военного совета фронта: «Товарищи! Перед нами Киев — мать городов русских, колыбель нашего Отечества. Здесь много веков назад зародилась наша могучая Русь. Здесь с оружием в руках отстаивали от врагов свободу и независимость русского и украинского народов наши отцы и матери, наши деды и прадеды... 25 месяцев фашистские хищники издеваются, грабят и убивают мирных советских граждан, жгут и уничтожают киевские фабрики и заводы, прекрасные здания и зеленые улицы, оскверняют и поганят памятники и могилы борцов нашей священной земли... За нашу Советскую Родину, за нашу свободу и счастливую жизнь, за Украину, за Киев, вперед на разгром врага!»
Ночью 3 ноября Николай Федорович занял НП на правом берегу Днепра, в 12 километрах севернее Киева, близ села Ново-Петровцы, в 800 метрах от переднего края. В 8 часов 40 минут на врага обрушился мощный огневой налет. Поднялась в атаку пехота. Через два часа, воспользовавшись улучшением погоды, на врага пошли самолеты 2-й воздушной армии. Только за этот день они совершили 1150 самолето-вылетов.
Уже совершенно с другим настроением наблюдал Николай Федорович за развитием наступления. К исходу дня ударная группировка продвинулась вперед на 5—12 километров. До Киева оставалось всего ничего. Ватутин торопил командующих армиями, его торопила Ставка. К утру 4 ноября Манштейн, убедившись, что прозевал маневр советских войск и теряет свои позиции, начал гнать к Киеву резервы со всех направлений, но было уже поздно. В районе тихого дачного поселка Пуща Водица, у белых зданий детского санатория, пехота Москаленко пробила брешь в обороне врага, в которую устремились танки. В течение 4—5 ноября Ватутин ввел в сражение 3-ю гвардейскую танковую армию и 1-й гвардейский кавкорпус. Это позволило уже в тот же день прорвать тактическую оборону врага, а к утру 5 ноября передовые отряды танковых корпусов вышли на шоссе Киев—Житомир, перерезав главную коммуникацию, связывающую вражескую группировку с тылом. «Больше шума, сеять среди врага панику!» — таков был приказ Ватутина, и танкисты с зажженными фарами, включенными сиренами, стреляя из пушек и пулеметов, рвались вперед. Прорыв главной группировки обеспечил успешное наступление 60-й армии.
5 ноября развернулись тяжелейшие бои за Святошино — последний оборонительный рубеж врага. Здесь, несколько оправившись от шока, гитлеровцы попытались организовать сопротивление, но советские войска были неудержимы. Первыми на окраину Киева в районе кинофабрики вышли бойцы 167-й стрелковой дивизии генерала И.И. Мельникова. К исходу дня 5 ноября танкисты 5-го гвардейского танкового корпуса генерала А.Г. Кравченко достигли северо-западной окраины Киева и завязали бои за заводы «Арсенал» и «Большевик».
В 00 часов 30 минут 6 ноября над зданием ЦК ВКП(б) Украины взвилось Красное знамя победы. За трое суток боев войска фронта разбили 9 пехотных, 2 танковые и моторизованную дивизии. Военный совет фронта направил в Ставку телеграмму: «С величайшей радостью докладываем о том, что задача, поставленная по овладению нашим прекрасным городом Киевом — столицей Украины, войсками 1-го Украинского фронта выполнена. Город Киев полностью очищен от фашистских оккупантов. Войска 1-го Украинского фронта продолжают выполнение поставленной задачи».
Вечером того же дня радио передало приказ Верховного Главнокомандующего. Москва салютовала воинам 1-го Украинского фронта 24 залпами из 324 орудий. Такое количество орудий в салюте участвовало впервые.
Советские воины с трудом сдерживали гнев, увидев, во что превратили враги цветущий город. Н.С. Хрущев в своем первом докладе И.В. Сталину от имени ЦК компартии Украины писал: «...Сейчас из окрестных лесов, болот, оврагов и кладбищенских склепов возвращаются большими группами киевляне. Они производят тяжелое впечатление от пережитых ужасов, издевательств и лишений. С непередаваемым волнением встречают жители города бойцов Красной Армии...»
Николай Федорович мог бы подписаться под каждым словом Хрущева. Он помнил Киев в довоенной красе. Теперь же он видел разрушенный Крещатик, охваченный огнем университет, обуглившееся здание Дома обороны. Но люди уже смеялись, глотая слезы горя и радости. Соратник Ватутина генерал-полковник К.В. Крайнюков вспоминал: «В первые часы освобождения Киева, когда туда только что вошли части Красной Армии, город произвел на нас удручающее впечатление. Его улицы были полупустыми: фашисты угнали в лагеря и на каторгу значительную часть населения...
Изможденный, оборванный старик подошел к нам и горько заплакал. Сбивчиво и торопливо он поведал нам об ужасах немецкой оккупации.
— А как дальше будет, не вернется фашист? — спросил он.
Николай Федорович твердо ответил:
— Не вернется, не пустим, погоним дальше. Русские прусских всегда бивали. А с гитлеровцами у нас особый счет. Гром военный прогрохочет и над Берлином.
На площадях, где мы останавливались, вокруг машины командующего собирались местные жители, воины, и порой стихийно возникали короткие митинги. Узнав, что войсками 1-го Украинского фронта, освободившего столицу УССР, командует бывший начальник штаба Киевского Особого военного округа генерал Н.Ф. Ватутин, люди оживлялись, слышались радостные возгласы и аплодисменты. А Николай Федорович смущенно улыбался и жестами показывал на бойцов как на главных виновников торжества и творцов победы».