— Отставить, товарищ генерал! — повернулся наконец к нему Ватутин. — Мне, командующему, не к лицу оставлять бойцов в минуту смертельной опасности. С документами отправить одного из офицеров в сопровождении двух автоматчиков. И никаких полемик. Все!
На Крайнюкова смотрели непримиримые, ставшие непривычно жесткими глаза командующего, и тот понял, что возражать бессмысленно.
Бой между тем разгорался. Ватутин уже вел огонь из автомата убитого бойца. Подобрал автомат погибшего и Крайнюков, но едва он успел выпустить первую очередь, как рядом болезненно вскрикнул Николай Федорович. Пуля ударила командующего в бедро, и он осел в грязный снег. По бекеше медленно расползалось кровавое пятно. Крайнюков подхватил Ватутина.
— Быстро в машину! — крикнул он подбежавшему порученцу.
Через минуту машина с раненым командующим, Крайнюковым и порученцем рванулась по дороге к Ровенскому шоссе. Вокруг продолжали свистеть пули. Вдруг застучал и заглох двигатель, машина встала. Проехали всего два километра.
Боевые товарищи на руках понесли раненого Николая Федоровича и несли бы сколько хватило сил, но, к счастью, навстречу попалась конная упряжка с испуганным выстрелами возницей. Ватутина уложили в сани и медленно, чтобы не беспокоить раненую ногу, двинулись в сторону шоссе. Как ни старался возница, сани подбрасывало на кочках, и Ватутин, стиснув зубы, с трудом переносил нестерпимую боль.
По Ровенскому шоссе поехали быстрее, но только через несколько километров, в населенном пункте, наткнулись на военного врача, который и оказал командующему первую помощь. К тому времени бекеша и брюки Николая Федоровича пропитались кровью. Через полчаса на тех же санях поехали по шоссе, но уже через несколько метров навстречу засветили фары «студебекеров». Командующий 13-й армией генерал-полковник Н.П. Пухов, узнав о ЧП от вынесшего портфель с документами офицера, выслал на помощь роту автоматчиков. С ней пришла санитарная машина, на которой Ватутина отправили в госпиталь.
Лежа на удобных носилках в быстро бегущей машине, Николай Федорович почувствовал себя лучше, но слабость не отпускала. Ему казалось, что он все еще слышит автоматные очереди, пистолетные хлопки, а перед глазами маячила фигура белоголового мальчишки в кожушке, бегущего по раскисшему снегу... В таком же рваном кожушке давным-давно бегал по родному Чепухино он, Коля Ватутин...
ДЕТСТВО И ЮНОСТЬ
Село Чепухино Воронежской губернии растянулось километра на два по отрогам меловых гор на берегу речушки Полатовки. На противоположном берегу — пестрый ковер лугов, за ними синеет лес.
До революции лучшие земли вокруг села принадлежали богатейшим российским помещикам: графине Паниной, графу Девиеру, сенатору Струве. Крестьянам оставалась худородная земля в десяти—двенадцати верстах от деревни — камень, пески, мел. Сельские урочища так и называются — Мелки, Гнилушки, Дальние.
Здесь, в семье крестьянина, 16 декабря 1901 года родился будущий полководец Николай Федорович Ватутин.
Тяжек был труд хлебороба. Крестьянские полоски, выделяемые обществом, лежали за помещичьими землями и были так малы, что ежегодно перемерялись не только саженями и аршинами, но и вершками. С утра до поздней ночи надрывались чепухинские мужики на своих клочках земли, но вечные долги, частые недороды так и не позволяли вырваться из нужды.
Отец Коли Ватутина, Федор Григорьевич, жил одной семьей со своими братьями и сестрами, всего тридцать человек. Возглавлял семью дед Григорий Дмитриевич, который вернулся в родное Чепухино после восемнадцати лет службы в кавалерии. Не было на селе более отзывчивого и справедливого человека, чем Григорий Дмитриевич, не было случая, чтобы он не помог попавшему в беду односельчанину. Сам работал, не жалея сил, и своих сыновей, дочерей и внуков воспитывал в трудолюбии. Впрочем, так испокон веков велось в больших крестьянских семьях, где каждый на виду, каждый отвечает за всех и знает, что ему делать по хозяйству. А уж старшего слушаться — первый закон. Без этого нельзя.
Много детей в доме Ватутиных. Коля — маленький крепкий паренек с вихрастой головой, носом пуговкой, веселыми глазами — по утрам вскакивал первым из детворы. Спала ребятня летом на сеновале, да и взрослые старались перебраться из душной хаты на вольный воздух. В хате оставались одни старики.
На дворах призывно замычали коровы. Подали голоса и их буренки. Сейчас же на крыльце хаты появился взлохмаченный дед
Григорий, в старом армячишке и подшитых валенках, несмотря на лето.
— Колька, пострел! Молодец! — крикнул он, увидев внука. — Гони коров! Аллюр три креста. Ар-р-р-ш! А я остальную ораву будить буду.
Дед расчесал пятерней седую, желтую от табака бороду, сунул в рот трубку, погладил лысину и зашагал к сеновалу. Вид у старика был самый решительный.
Коля, сверкая пятками, догнал коров, которые, поднимая уличную пыль, тянулись на звук рожка. За околицей деревенский пастух собирал стадо.