Брат Гаспар кивнул.

— О, это прекрасно, брат Гаспар, прекрасно. Молодец. Так как вы нашли Папу? Вы уже сделали для себя какие-то выводы?

— Да, — еле слышно ответил Гаспар.

— Ну, и какие же?

Брат Гаспар затрепетал и почувствовал неудержимое желание расплакаться, уткнувшись в подлокотник кресла.

— Мы ждем от вас новостей, брат Гаспар, и не просто так, а потому, что вы единственный среди нас, кто волею судьбы, не принадлежа к курии, удостоился привилегии получить доступ к самому Папе.

Сейчас монаху больше всего хотелось поведать его высокопреосвященству о грехах, замаравших душу Его Святейшества, но ему приходилось блюсти тайну исповеди, хотя раскаяние, выказанное таким прославленным грешником, со всех точек зрения оставляло желать много большего.

— Мы с огромным нетерпением ожидаем, что вы скажете.

Брат Гаспар ничего не сказал, не мог сказать, все внутри у него тряслось, как желе, и было такое ощущение, что в любой момент их высокопреосвященства могут наброситься и пожрать его, особенно призрачный кардинал Хавьер Ксиен Кван Мин, чья улыбка была одной из самых чудовищных, какие ему приходилось видеть.

— Брат Гаспар, почему вы молчите? Что происходит?

— Мне надо отлучиться в уборную.

— Как, снова?

К счастью, в этот момент в дверь постучали.

— Войдите, — с досадой откликнулся кардинал.

Филиппинская монахиня, почти карлица, которая вся цвела оттого, что прислуживает кардиналам Церкви Царства святого Петра, внесла поднос с горой сандвичей и бутылкой, поставив его в центр стола, и, почтительно поклонившись, сказала:

— Кока-кола у нас кончилась, но я позволила себе принести пепси.

— Спасибо, Фернанда, — сказал Кьярамонти. — Приятно слышать, что иногда вы думаете самостоятельно.

Сестра Фернанда снова низко поклонилась и вышла, не сказав ни слова.

— Если хотите… — сказал брат Гаспар, указывая на сложенные горкой восемь сандвичей.

Их высокопреосвященства отказались, а Гаспару как-то не елось без компании.