Поклонись Гоголевым и знакомым.
Здравствуй, дорогой наш Саша!
Прости, что долго не отвечал тебе.
Начинаю порабатывать. Я бы сам и на почту отдал фотометр, который завтра пошлют на твое имя накладным платежом, как ты написал мне (конечно, платить ведь не ты будешь, а то я бы заплатил за него). Хочу порадовать тебя: на пасхе мне пожалован орден св. Владимира 4‑й степени за «Суворова» и «Ермака» (как мне передавали). Высочайший приказ (по министерству императорского двора) о награждении вышел на 3‑й день пасхи и мне уже прислали и орден. Кроме того, я на днях получил от французского правительства приглашение о том, что в Люксембургский музей в Париже желают приобрести что-нибудь из моих картин из русской истории и восхваляют мой патриотизм. Наконец-то помаленьку узнают, что я такое…
Я здоров, слава богу, и все мы. Поклонись Гоголеву и всем твоим товарищам.
Многоуважаемый редактор!
Я прочел в Вашем «Журнале для всех» статью обо мне. Я вообще не люблю писать, но тут заставляет меня необходимость исправить при жизни одну ошибку, которую я уже не раз замечал, когда заводили речь обо мне. Меня почему-то считают потомком ссыльных стрельцов. Хотя это и очень романтично, но правды нет. Я происхожу из казаков. Послужными списками моих предков, имеющимися у меня, я сведения о них довел до 1765 года. И потому лет 20 тому назад, когда где-то написали о моем стрелецком происхождении, я не мог этого опровергнуть. Но вот два года назад в «Журнале Министерства народного просвещения» появилась статья Оглоблина (май, 1901 г.) «Красноярский бунт 1695 г.». В ней я нашел, что казаки Илья и Петр Суриковы участвовали в бунте против воеводы, а Петр даже и раньше в таких же бунтах. От этого Петра мы и ведем свой род. Они были старожилы красноярские времени царя Алексея Михайловича и, как все казаки того времени, были донцы, зашедшие с Ермаком в Сибирь. Об этом, когда я был мальчиком, говорили мне дед, отец и дядя мои. Но тогда я, конечно, не обращал на это внимания. А стрельцы, уцелевшие от страшных казней 1699 года, были потом уже Петром I разосланы по разным местам Сибири и России. Предки мои со стороны моей матери – тоже казаки Торгошины, а Торгошин Василий также был в бунте 1695 года. Бабушка моя с отцовской стороны – казачка Черкасова. Как видите, со всех сторон я – природный казак. Итак, мое казачество более чем 200‑летнее. И только в конце 1860‑х годов Енисейский казачий полк был расформирован, и все мы были обращены в гражданское ведомство. Может быть, это никому неинтересно знать, но я пишу ради своего брата и родных, которых у меня много в Красноярске и которые с удивлением читали, что мы происходили от стрельцов. В будущем, если случится надобность, то пусть это письмо останется «памяткой».
Здравствуй, дорогой наш Саша!
Получили твое письмо на праздниках. Ты пишешь, что получил мое письмо 9 октября, но я написал еще письмо в декабре или ноябре, ты должен был его получить. Олюша и Петя с детьми в Париже живут. Они уехали еще 19 ноября туда. Все они здоровы. Хорошо устроились. Пробудут там до осени. Напиши им. Мы здоровы. Особенно ничего не пишу. Вышел из передвижников, потому что не выгодно. Картина моя «Разин» дала им сбор, а мне пользы мало; кроме убытка, даже ничего нет. От профессорства в Академии отказался. Я люблю свободу. А нужды нет. Теперь в Москве тепло стало, а то морозы с ветром были. Заходил ко мне Александр Петрович Кузнецов. У Саввы Ивановича Мамонтова дочь замужняя (Самарина) умерла. Были с Леной на похоронах. Жаль, молодая была.
Ну, целую тебя, Сашок.
Здравствуйте, Олечка, Петя, Наташа и Миша!
Получил я фотографию с плафона. Удивительно закончено. Есть интересные детали. Недаром говорил покойный Семирадский, что «полезно бывает иногда художнику и стену расписать». Это приучает и к смелости и к законченности произведения. А между тем это не декорация. Так и здесь. Вчера получил и Наташино письмо. Волочка у буквы У не в ту сторону, а в другую. Ну, да это поправится со временем. Хомут Мише привезем с собой. Решили не оставаться на зиму. Внизу очень душно, а наверху жаль гнать жильцов, живущих уже 7 лет, без особенной в том надобности. Если бы картину писать, то так, а то вдвоем слишком много помещения. Вот если бы всем нам с вами, то так. Как я уже писал, выедем 2 октября и 7‑го, бог даст, увидимся. Погода только что здесь начала поправляться, а все уж пожелтело. Чернышев много интересных домов понастроил в Красноярске, так что вид у него стал другой теперь. Мало деревянных домов осталось. Есть один автомобиль – по улицам.