Но сделаю маленькое отступление.

Василий Иванович всегда прекрасно одевался – черный костюм с мягким бантом вместо галстука, но под брюками были неизменные сапоги, что меня очень шокировало.

Когда Касьянов приближался к нам, я жалобно сказала:

– Василий Иванович, поправьте правую брюку! У вас очень виден сапог.

Суриков вдруг ужасно рассердился:

– А почему он не должен быть виден? – И, добавив излюбленную им сибирскую поговорку: «Мне хоть чё, так ни чё», – еще сильнее подтянул брюки…

Суриков всегда тяготел к простым людям. Не раз он, возмущаясь, рассказывал о пошлости и глупости, которые царили в великосветских гостиных, где ему изредка приходилось бывать. Помню такой случай. Он был у нас, когда в парадном позвонили и яш рейный лакей передал для Василия Ивановича конверт, в котором было приглашение «пожаловать на открытие дворца» к князю Щербатову. В конце письма была приписка: «Дам просят быть в вечерних туалетах мужчин во фраках».

Суриков был взбешен. «Им мало Сурикова! Им подавай его во фраке»

– Я сейчас вернусь! – крикнул он, быстро одевшись и выходя на лестницу.

Примерно через час он вернулся сияющий и очень довольный собой «Да! Было дело под Полтавой!» – несколько раз повторил он одну из своих поговорок и рассказал, как он вложил в коробку свой фрак и, приложив визитную карточку, отправил все это князю Щербатову. Суриков был очень скромный человек. Был неприхотлив в еде. Иногда любил выпить немного хорошего вина, но не выносил индейку, о чем предупредил нас заранее: «Уж очень препротивно – некрасивая птица! Если поем, всегда плохо бывает!» Удивлял он нас своим равнодушием к цветам. Если он их приносил кому-либо из нас, то всегда или за полой пальто, или в кармане. Торты всегда носил под мышкой, повернув коробку боком.

8 январе 1915 года я сказала Василию Ивановичу, что выхожу замуж и ответила на вопрос: «За кого?» – «За Колю Ченцова». Он сказал:

– Ну и ошарашила ты меня!!! Он же не блещет красотой, как твой Леонид Андреев, не танцует так замечательно, как твой Мордкин, не произносит потрясающих речей на суде, как твой Овчинников. Правда, он благороден, и скромен, и беспредельно влюблен…

– Ну что же, – сказала я, – пока мне и этого довольно…

И пригласила Василия Ивановича на свадьбу.

9 января 1915 года, в день моей свадьбы, мы были поражены его видом: он выглядел совсем больным. Это, однако, не помешало ему сделать прекрасный рисунок со всех сидящих за столом. За все время нашего знакомства я не помню, чтобы Василий Иванович хворал, но вскоре он попросил меня поехать с ним к нашему близкому знакомому профессору Ф.А.Андрееву, специалисту по сердечным болезням (впоследствии лауреату Государственной премии). Он решил, что родственник его, профессор М.П.Кончаловский, скроет, если найдет у него что-либо серьезное. Андреев нашел в сердце Сурикова «возрастные изменения», но ничего угрожающего не обнаружил.

Тем не менее Василий Иванович как-то сразу сдал. Бывать у нас стал редко. Когда приходил, то не смеялся… Стал как будто другим человеком.

6 (19) марта 1916 года Суриков скончался. Не стало великого художника и большого, чуткого, доброго и хорошего человека.

Вот мои краткие воспоминания о самом интересном человеке из всех, с кем мне пришлось встретиться на моем длинном жизненном пути.