– Покровское проехал минуту назад.

– Давай сначала к боксу. Есть о чем поговорить. Ага?

– Понял тебя!

Он выключил сотку. «Ну вот и началось», – мелькнуло в голове.

Он добавил газу. Сто двадцать – больше по этой дороге нельзя.

Он уже несся, он уже просто летел домой.

Но, приближаясь стремительно к дому, он все отчетливее понимал, что с каждой секундой все больше от него отдаляется.

В боксе, возле безмолвного хронотопа, было прохладно и тихо.

– Я вот что хотел тебе сказать… – Алешка замялся, не зная, с чего начать, и, вместо того чтобы решиться и затронуть, видно, очень неприятную тему, выдохнул и, ни к селу ни к городу, задал идиотский вопрос: – Тебя зачем вызывали-то в часть?

– Вот что, – кивнул Николай, – разговор, я чувствую, не на три минуты. Поехали!

Он нажал на брелок, на котором висела связка ключей – от квартиры, автомобиля, личного сейфа на службе. Люк хронотопа начал медленно раздвигаться, одновременно вращая отливающими металлическим перламутром лепестками.

Здесь было тихо и очень жарко, на этом побережье, – два с половиной миллиарда лет назад. Недавно кончился архей, самый первый геологический период Земли. Кислород уже был, его можно было перекрыть любому, но вот этого самого любого еще не было. Действительно, подслушать их никто не мог: жизнь, не успев выйти на сушу, только начинала зарождаться в водной среде, в едином пока еще океане, не имевшем названия, в безымянных озерах, ручьях, реках, болотах и старицах.

Каждая лужа через час после очередного ливня уже бурно кипела жизнью, падавшей, казалось, с неба вместе с горячим первобытно-тропическим дождем.

Довольно непривычное зрелище для глаз современного человека представляла собой утренняя роса, сверкающая необычно, вспыхивающая каждой каплей несколько раз в секунду. Миллионы ярчайших звездочек, быстро мигающих разноцветной морзянкой… Это лучи встающего солнца играли в блестках росы, сотрясаемых драками мелких, но крайне агрессивных тварей, их брачными играми, смертельными схватками, происходившими везде – на траве, на цветах, на кустах, в воздухе, в каплях, срывавшихся с веток.

Сожрать ближнего!

Что может быть в мире естественнее?

Конечно! Пришибить и скушать!

Все были равны в своем неравенстве – от одной десятитысячной миллиметра до двадцати миллиметров, от двух до восьми глаз, от трех до шести хвостоножек…

Мозгов не было ни у кого, зато спина кончалась у всех одинаково.

Аверьяновы, отец с сыном, любили прилетать сюда, чтобы пообщаться без помех.