С шипением из трубки выстрелила дымовая струя, миг спустя высоко в небе вспыхнул огонь. Тихо гудя, багровый клубок поднялся еще выше и стал падать, все дальше отклоняясь в сторону. Красные отблески легли на наши лица, дерево и камни вокруг. Не обращая внимания на стоны Ефима, я повернул Гена к себе спиной. Обожгло смуглого не так уж и сильно – хорошо, что там не граната взорвалась, не было осколков. А вот пуля застряла в плече: выходного отверстия не видно.
Вверху загудели моторы, звук быстро приближался.
– Помогите! – взмолился Ефим, пытаясь подняться.
– Плечо замотать надо, – сказал я Гену, направляясь к старшине. – И замазать, есть такие особые мази из грязи с берегов горячих озер, с воском и молотыми листьями пустырника. В машинах были аптечки?
– С собой ношу, – буркнул Ген.
Световая ракета погасла, а звук моторов нарастал. Мы присели возле лежащего на боку Ефима, Ген надрезал левую штанину старшины. Чекмень того еще слегка дымился на спине – плотная ткань спасла его от ожога. Ген замотал свое плечо лоскутом ткани, осмотрел распухшее синее колено Ефима и достал из кармана кожаный мешочек.
– Вывихнул ногу, не сломал.
– Болит очень! – простонал в ответ старшина.
Смуглый извлек из мешочка плоский бутылек, и тогда я сказал, выпрямившись:
– Лечитесь, я их встречу.
Когда я прошел через пещеру с высоким сводом в основании ствола, трициклы вылетели из зарослей в верхней части Арки. Первый, где сидели водитель с Лонгиным, притормозил, и я на ходу вскочил на подножку, схватившись за трубу, служившую воеводе спинкой.
Машины нырнули под дерево. Лонгин сидел, расправив спину и глядя вперед, руки лежали на пистолетах.
– Четверо, – сказал я. – Трое наемников и Влас, помощник моей сестры. Теперь путь свободен, но твои люди ранены.
Лонгин так и не повернул головы. Трициклы остановились, пулеметчик на втором присел за стойкой, поворачивая оружие из стороны в сторону. Я полез в решетчатый короб, в это время гетманы помогли Гену подвести к трициклу Ефима с перемотанным обрывком штанины коленом. Старшина принялся что-то объяснять воеводе, но тот оборвал нетерпеливо:
– Садитесь!
Когда Ефим и Ген, чья спина была серой от мази, оказались наверху, Лонгин хлопнул по плечу водителя, и тот завел мотор. Я достал губную гармошку из кармана, осмотрел угол, вытер о рубаху. Трициклы поехали, и Ефим воскликнул:
– Он жив! Стойте!!
Из-за шума двигателя Лонгин с водителем не услышали его, но мы с Геном обернулись.
На краю Арки стоял Влас, выбравшийся наверх по одному из корней. Шатаясь, вращая целым глазом – на месте второго было темное поблескивающее пятно, – он шагнул к свисающему вдоль ствола жгуту, протягивая к нему руки. Полыхнул сноп искр, и жгут загорелся. Я привстал, чтобы выпрыгнуть наружу, но понял, что не успею, и закричал, перегнувшись через борт короба:
– Ходу! Лонгин, быстрее!