Шестаков с сожалением уложил «четверку» в гнездо синего бархата, не отвлекшись на очередной качок Еремеева, и хотел уже поблагодарить да позвать народ на смотрины – но неожиданно для себя спросил:

– А вот прямо сейчас можно ее опробовать?

– Ну да, как и договаривались, – удивился Еремеев. – У нас все готово, сейчас на стенд спустимся, там показательные и проведем.

– Да нет, Пал Викторыч. Я имею в виду – прямо здесь можно?

– Ну как, – просипел Еремеев неохотно. – Ну включить можем – только она же ничего делать не будет, это ж как процессор без компьютера. Потом, как она себя покажет? Она ж контрприбор, так сказать. Тут объект нужен – элементы КАЗСиК, не знаю, сигналка как минимум.

– Так у меня сигналка есть, ежевечерне сдаю, – обрадовался Шестаков. – На нее как среагирует? Вырубит к черту?

– Да как скажете, – сказал Еремеев. – Можно настроить, чтобы вырубила, можно, чтобы всю систему замкнула, можно – чтобы показала, куда сигнал уходит, и что делать, чтобы охрана не примчалась.

– О! – сказал Шестаков. – А давайте, а? Ну быстренько, на минимуме и без ущерба, а? У нас же есть еще, э, десять минут – хватит ведь, а?

Еремеев пожал плечами, странно глядя на Шестакова. А тот заторопился:

– Включайте тогда, лады – а я пока на охрану позвоню, чтобы сигналку приняли – ну и чтобы потом в ружье не поднимались, если что вдруг…

– Что значит если, – пробурчал Еремеев, сложно провел руками по «четверке», чем-то щелкнул и десяток раз ткнул пальцем в засветившуюся голубым полоску, которая тут же погасла.

– О, – сказал Шестаков, почувствовав, что стрижка на затылке вдавливается корешками в череп, а лопатки ведет к хребту.

– Это безвредно, мы и снимать не стали, – просипел Еремеев, не глядя на него. – Лишний индикатор, скажем так. Вы звоните.

– Ага, – сказал Шестаков, обошел стол, снял трубку, набрал охрану и сказал:

– Да, дежурный, добрый день. Митин далеко? Дай его. Герман Юрьевич, здравствуйте. Мы тут эксперимент… Что?

– Тихо, – повторил Еремеев, уставившись на «четверку», которая ныла негромко и противно.

– Секунду, – сказал Шестаков в трубку, прикрыл ее ладонью и спросил, чуя недоброе: – Проблемы?

– Тихо! – повторил Еремеев, не отводя взгляда от чемоданчика.

Накрылся приборчик, с подступающим бешенством понял Шестаков и сжал трубку, как гантель. Еремеев осторожно поднял «четверку», повел ее вправо и влево. Звук чуть изменился.

– Экранчик бы, да ладно, – пробормотал Еремеев и что-то подкрутил внизу. На прежнем месте затеплилась голубая полоска. Еремеев поднес «четверку» к телефону на столе Шестакова – и полоска вспыхнула, как светофор юных летчиков, для которых нет цветов кроме небесных. Еремеев ткнул прибором в сторону Шестакова, компьютера, двери, провел «четверкой» вдоль столешницы и пола, уложил ее в гнездо и поинтересовался: