– А Вы что же, до сегодняшнего вечера, в самом деле, не были знакомы с великим князем Николаем Александровичем? Неужели ваша первая встреча произошла именно здесь, в нашем славном Разливе? Какая счастливая удача, что мы сделались свидетелями этого исторического сближения. Все-таки вам наверняка есть, что друг другу сказать, а быть может, совершить православное всепрощение.
– Персонально нас друг другу никто никогда не представлял, – сквозь набитый рот пояснил Александр, – про себя могу лишь добавить, что никогда не горел особым желанием познакомиться с бывшим или пусть все еще настоящим российским императором. Слухами ведь не только земля, но и большая вселенная полнится, знаю какие он сплетни про меня, где не следует, городил. К тому же, мы ведь в разных колхозах работаем, поэтому неудивительно, что до сих пор не оказались знакомыми. Порядки у нас достаточно строгие, по собственной воле за пределы колхоза не выскочишь, можешь и на губу лишний раз загреметь. А это знакомство не стоит таких неудобств, мы все равно не поймем, не простим, не полюбим друг друга.
В этот любопытно завязавшийся разговор тут же встрял непоседа Кашкет. Несмотря на все предостережения и запреты комдива, он немедленно стал выяснять:
– Не хочу показаться нескромным, но все-таки мне интересно, неужели вы на том свете не отдыхаете, неужели по-крестьянски ишачить приходиться? И потом, что у вас там за колхозы такие, по всему вижу что-нибудь наподобие нашего Промнавоза, деньжищи, небось, лопатами загребаете? Я посмотрю и махну может следом за вами, давненько подыскиваю себе теплое место.
Брательник Владимира Ильича посмотрел на Кашкета довольно презрительно, налил себе под завязку граненую стопку свеженькой водочки, опрокинул ее и сказал иронично:
– Это ты здесь, чудак, отдыхаешь. Там так заставят горбину заламывать, что проклянешь ту минуту, когда на том свете нечаянно вынырнул. Мы даже спать никогда не ложимся, у нас же нет ни луны, ни солнца, поэтому нет ни ночи, ни дня – имеем сплошное рабочее время. Бывает один небольшой перерыв на обед и почти на одновременную выгрузку, по принципу самосвала, вот и все удовольствия. Про свою балалайку можешь забыть, черти ее в карантине сразу под сковородкой запалят, лучше оставляй инструмент в шалаше, там тебе она не пригодится. А насчет денег, это ты развеселил меня капитально. Деньги все в карантине аккуратненько пересчитают, и чем больше окажется их, тем азартнее работа у чертей начинается, пока дебет с кредитом не совместят. На моих глазах заставляли одного олигарха, которого Абрамовичем кажется звали, запивая козьим молоком доллары американские лопать. Не поверите, Карлом Марксом клянусь, до зеленого поноса довели бедолагу. На втором миллиарде олигарх обломался и сам в казан с кипящей смолой запросился. Вот только запамятовал, пошли ему на уступку, а может и нет?
Ординарцу сразу же не глянулся хамоватый брательник вождя, возмутила не только прожорливость, но и показная надменность, видимо проистекающая от кровной близости к Ленину. Петька решил направить разговор в справедливое, подобающее настоящему моменту русло и потому рубанул Александру, что называется, про между рог:
– Какие могут быть между тобой и царем представления, ведь это же его венценосный папашка подмахнул приглашение всей вашей компании прогуляться на зорьке под виселицу. Можешь лично выразить благодарность трехсотлетнему Дому Романовых, за оказанную честь и любезность. Веревка-то хоть зашморгнулась по-человечески, не поскупились подручные снасти хорошенько намылить? Это видать с оглядкой на вашу веселую казнь, большевики сочинили задорную песенку "Наш паровоз вперед лети!"
К такой непредвиденной радикализации разговора никто, разумеется, не был готов и за столом наступило небольшое смятение. Выручило, как всегда, хорошее воспитание, обстановку разрядил взявший слово Его Величество Николай:
– Знаете, Петр Парамонович, мой венценосный батюшка по собственной прихоти никому не подписывал приглашений на казнь, он исполнял свой священный императорский долг, во имя торжества закона и справедливости в нашем богохранимом отечестве. Да будет Вам достоверно известно, что во время коронации будущий царь присягает России стоять на страже закона и божией справедливости. И не вина моего, как Вы презрительно выразились, папашки, что дворянин Ульянов Александр преступил государев закон, тем самым изволив лично решить свою собственную судьбу.
Петька с должным почтением, не перебивая, выслушал царя, но, между прочим, отметил, что Николай несет себя и говорит в таком тоне, как будто все перед императорским родом были непонятно в чем виноваты. Как будто это не семейство Романовых, больше трех веков, единовластно правило бал в огромной стране. В итоге, без посторонней помощи, а только по собственному малодушию и дурости, профукало великую Державу, доцаревало до Ипатьевского подвальчика и благополучно откланялось нас. А потому, дабы их благородия не строили из себя картину "Непорочного зачатия", ординарец развязано шлепнул:
– Тогда давайте считать, что и вашу венценосную семейку пустили в расход согласно императорским долгам, для торжества справедливости. Вы, известное дело, со мной не согласны, но обратите внимание, что и с Богом отношения у Дома Романовых не шибко сложились. Ведь не стал же Господь покровительствовать августейшим помазанникам, не простер Он защитный мафорий над обреченным семейством. Стало быть, не только перед пролетарской революцией, но и перед Всевышним прогневались вы.
Василий Иванович не на шутку встревожился, даже нельзя было предвидеть, каким образом отреагирует на Петькину демагогию царь Николай. Вполне можно было ожидать, что оскорбленный император поднимется и отправится восвояси в таинственный лес. А уже как отреагирует на этот скандал вышестоящий Распорядитель, комдив не то, чтобы не знал, он даже не допускал самой возможности Его негодования. Поэтому Чапаев в срочном порядке задействовал примирительную дипломатию:
– Дорогие мои, вы чего это враз побесились, зачем старое ворошить. Сейчас Кашкет с Аннушкой ушицы свеженькой на стол подадут, посидим по-семейному, за жизнь от души покалякаем. Ну-ка, ребятки, тащите сюда казанок, да раков с укропом несите краснющих. У нас, Николай Александрович, такие роскошные раки в озере водятся, что не стыдно и к царскому столу подавать. Едва ли где-нибудь попадаются более щедрые, более милые сердцу места, чем в нашем Разливе. Здесь блаженствуешь, словно в раю, когда бы покончить с войной, управиться с революцией, то всех вас забрать сюда и жить в свое удовольствие. У нас столько ягод, столько грибов и зверья непуганого по лесу шастает, что можно для еды ничего самому не выращивать. Бери у природы и с благодарностью трескай, можешь даже за обе щеки на перегонки уплетать.
– Насчет зверья сразу предупреждаю, все что угодно, только не это, – забеспокоился царь, – попридержите, советую, на счет мяса свой аппетит. При подведении общих итогов, за каждую съеденную живую истоту спросят по полной. Один мой знакомый барон, в бытность свою, к жареным гусям весьма пристрастился, вот они теперь и клюют его без перерыва, разумеется, куда следует. У него уже вместо задницы две обглоданные костяшки остались. Что только ни делал бедолага, и извинялся и пощады просил, обещал закормить отборной пшеницей, а те, знай себе, долбят, аж искры секут. А по поводу "старое ворошить", я вот что скажу, Василий Иванович, это оно для Вас старое, а для меня последнее и единственное, вечно болящее, неизбывное. Эти негодяи кровожадней, чем дикие шакалы с нами расправились. Не пощадили даже цесаревича Алексея, непорочного ребенка жизни лишили.
Николай достал из брючного кармана батистовый, с вышитой царской монограммой платок, и тщательно промокнул просветленные детской обидой непорочные очи. И даже в императорских слезах было столько достоинства, такая благородная печаль сопутствовала им, что Василий Иванович от чистой души позавидовал необыкновенно красивому горю этого недоступного, Богом избранного человека.
– Я всего ожидал, – продолжил Романов, – все мог предположить, но такой жестокости, такого неслыханного варварства, воля ваша, предвидеть не мог. Вы не опасаетесь, что после дичайшей расправы с нами, у власти не осталось никаких препятствий для совершения любых, самых чудовищных преступлений?
Вопрос императора повис без ответа, потому что задан был всем. А за совершенное злодеяние спрашивать следует персонально. Человечество еще с библейских времен, побивая несчастных каменьями, научилось уходить от личной ответственности. Такая расправа не позволяла установить, чей именно камень оказался смертельным. Вот и получалось, что никто не нарушил самую главную заповедь "Не убей!". Тем не менее, Петька Чаплыгин, явно не склонный к сентиментальностям, счел справедливым не отмалчиваться по спорному поводу и взял на себя ответственность ответить за всех.
– А вы чего ожидали, господа хорошие? Вам распятая Русь пряников тульских должна была накупить? В ваших руках было все, и огромная власть, и богатства, и верность народа безмерная, вот только совестью и смекалкой во время помазанья чуток обнесли. Надо было не только собой любоваться, но и царскую ответственность перед народом нести. Вы хоть пытались прикинуть в уме, сколько нашего брата в ходе бездарно проигранной вами войны непонятно за что полегло. Кабы всю их невинную кровушку собрать воедино, по-более батюшки Урала в берегах наберется. Тоже единственной, как печально заметили Вы, вечно болющей кровушки. Потому что перед смертью, не забывайте, все люди под гребенку равны.
– Но будя-будя, – строго осадил разгоряченного ординарца комдив, – чего зря трепаться, язык без костей, он меры не знает. Вот и хозяюшка наша распрекрасная в самый раз с ушицей пожаловала. Давай, Аннушка, становись повелительницей этого вечернего бала, распоряжайся по своему.