Борис Дмитриев
Вам возвращаю ваш портрет
Всем, кого не оставляет равнодушным судьба нашего бывшего большого Отечества, адресуется этот трехчастный роман. Книга написана в лучших традициях комедийного, фантасмагорического жанра, когда реальные исторические события причудливым образом переплетаются с вымыслами гротескного и мистического содержания. Главным героем романа является легендарный Василий Иванович Чапаев, за персоной которого убедительно просматривается череда кремлевских вождей, от времен большевистского переворота до нынешнего беспредела. В легкой, сатирической форме автор предлагает читателю взглянуть на историю нашего Отечества в необычайном ракурсе и быть может открыть для себя нечто до селе неведомое.
ЧАСТЬ I
Глава первая
По вечерам на озере торжествуют жабы. В тот самый час, когда беспокойное население озера, начиная от полутораметровых щук и заканчивая ватагами тритонов и головастиков, умаявшись от дневных забот, отходит на ночной покой. Когда глубинные обитатели сумеречных вод еще только разминают замлевшее в неподвижности тело и готовятся к ночным смертельным схваткам. Когда наступает пора передачи дозора между дневными и ночными хранителями жизнестойкости огромного водоема, и всем становится не до жаб, распоясавшееся зеленое отродье затевает омерзительный свой переквак. Должно быть, при сотворении мира, Создатель предусмотрел какой- то особенный, тайный смысл для наступления смутной поры вечернего межвременья. Не исключено, Ему мечталось, чтобы любая живая мерзотина, являясь по существу творением божием, имела возможность раздуть непомерные щеки и напомнить окружающим о своем замечательном жабьем существовании.
Озеро большое и древнее, вне всякого сомнения еще поившее своими целящими водами безвременно покинувших нас динозавров и птеродактилей. Если на вечерней заре внимательно всмотреться в прибрежные воды, иногда при удаче можно уловить трепетно просматривающиеся отражения этих экзотических чудовищ, лукаво затаившихся в вечности и, похоже, пристально наблюдающих нас. В глубоком прозрачном безмолвии беспокойным, тревожным бывает их вопрошающий взор. И озеро, и местность кругом с незапамятных времен называются Разливом. Удивительное дело, водоем никогда не разливался, старожилы не помнят, чтобы даже в самые полые весны, студеная водица хоть однажды выплескивалась из берегов. Иные фантазеры легкомысленно полагают, что такое мудреное название связано с жабьим перекваком, победно разливающимся над вечерними водами в пору глухого межвременья, в пору триумфа жаб.
Настроение у Василия Ивановича, скажем прямо, было паршивое, потому что жизнь в дивизии не заладилась с самого утра. Проблемы начались с того, что воронье очередной раз пустилось в паскудство и обгадило оставленную на центральном командирском пеньке секретную карту боевых действий. Сворачивать на ночь штабную карту, что бы кто ни говорил, не представлялось никакой приемлимой возможности. Рискованно и попросту легкомысленно было нарушать удачно найденную расстановку вареных в мундирах картошек на стратегическом пространстве, определявшем диспозицию предстоящих решающих сражений. Картошки расположились в предполагаемых боевых порядках настолько завидно, что капелевцам до полного уничтожения, с потерей полкового знамени, оставалось не больше трех, от силы четырех-пяти дней.
Между прочим, шкодливое воронье жирно приложилось цветными пастозными плямами в аккурат по расположению четвертой ударной сотни. Любому, даже штатскому недотепе должно быть понятно, что здесь таинственно промышляло ночное знамение, способное всерьез озадачить вовсе не склонного к мистике человека, хотя бы и прошедшего сквозь горнило войны рыцаря мировой революции. Совсем недавно, при обороне Царицына командование поплатилось тяжелыми потерями, не отреагировав должным образом на подобную знаменательную ситуацию. Тогда стая залетных грачей от души поухаживала за штабной картой, оставленной на дворе без присмотра, и, как показали дальнейшие военные действия, фактически вывела из строя красную артиллерию. Чапай настойчиво рекомендовал руководству передислоцировать дальнобойные пушки с помощью конской тяги на защищенные лихой кавалерией позиции, но очумевшие от безбожия политработники отговорили Михаила Фрунзе поддаваться суеверным настроениям. В результате громыхающая царица полей оказалась под чистую выбрита беспощадным вражеским огнем, как луговое поле после сенокоса.
Всякий регулярно подвергающийся фронтовым опасностям человек хорошо знает истинную цену вещим знамениям и ночным прорицаниям. Чаще всего они бывают надежней, вернее любых разведывательных данных и сообщений лазутчиков. Войсковые предания за долгие годы накопили в своем арсенале целый катехизис бесценных заповедей и предостережений, не бабьего примитивного коленкора, повязанного с черными котами и порожними ведрами, но глубоко мистического прочтения. Например, по кавалерийским преданиям, приснившиеся в постели конские каштаны сулили казаку без всяких проволочек "Георгия", или, на худой конец, десятидневную побывку с серебряной медалью "За храбрость". С превеликим сожалением необходимо признать, что такое случалось большей частью при царском режиме, конечно. По нынешним безбожным временам, подобный курьезный сон мог спокойно натурализоваться, в самом что ни есть досадном виде. То есть проснулся среди ночи боец, потревоженный вещим знамением, и тотчас же обнаружил под подушкой свежий лошадиный сюрприз. Чего ожидать от прицельной вороньей картечи по секретной штабной карте, легендарный комдив не знал, и с самого утра терзался недобрыми сомнениями относительно расположения четвертой сотни. То ли подразделение следовало без всяких боевых действий и проволочек отправить в резерв, то ли немедленно, скрытым маневром через глубокие тылы сменить диспозицию. В любом случае, оставлять ударную боевую единицу под жирными вороньими плямами было равносильно разгрому, а то и вовсе унизительной сдаче в плен всего штаба дивизии, может даже с поднятыми руками, со стратегическими картами и секретным архивом разведчиков.
Летнее утро – росное и зябкое омолодило свежестью Разлив. Был тот непорочный, безмятежного пробуждения час, когда каждый умытый живительной влагой листок смотрит на мир вытаращенными глазами, дивится бездонному небу и не желает задуматься, что будет еще впереди долгий жаркий день и осень зрелая обязательно будет, и закружит пожухлый листок прощальным хороводом в бесконечную, невозвратную даль. Вот такой же с виду беспечный, как омытый росою зеленый листок, возится у командирского шалаша с походным медным самоваром красноармеец Кашкет. Весело Кашкету служить денщиком и набивать по утрам сухими еловыми шишками самоварную топку. Престижно и, главное дело, выше крыши завидно, не только для новобранцев, жить в одном шалаше с легендарным, недоступным для многих Чапаем. Быть рядом с комдивом в это суровое, героическое время, когда за Уралом непрерывно строчат пулеметы, разворачиваются на полях отнюдь не шутейные, кровавые бои. Еще забавно наблюдать, как на взмыленных скакунах залетают в Разлив эскадронные комиссары, ошалевшие нарочные и прочая военная мотота. С трудом переводя запаленный дух, после выпитой кружки холодной водицы, они в захлеб рассказывают о личных боевых заслугах, о досадных потерях товарищей, требуют немедленной помощи и новых дополнительных распоряжений. Нередко залетают и без всякой надобности, только чтобы продемонстрировать командиру свою революционную спесь и готовность отчаянно ринуться хоть в огнестрельный кошмар, хоть в рукопашную жестокую сечу.
Василий Иванович, с решительно заломленной на затылок каракулевой папахой и полевым биноклем, одетым поверх походной бурки, что само по себе было знаком воинственного расположения, выдвинулся из шалаша. У самых дверей он ненароком споткнулся о внезапно возникшую у его ног собачонку и нечаянно придавил ей хвоста. Собачонка, не шибко обрадовавшись, пронзительно взвизгнула, в связи с чем командир легкой рысцой протрусил по нижним ярусам великого и могучего русского слова. Покончив с зоологическим инцидентом и прокашлявшись для корректировки командирского голоса, Чапай окликнул денщика и сделал необходимые распоряжения по поводу заварки утреннего чая. Нельзя сказать, что денщик плохо справлялся с этой задачей самостоятельно, напротив, он знал толк в настоях разнотравья, однако надо же было комдиву отыгрывать на ком-то плохое от не свежего сна настроение. Большей частью именно в этой связи он выразил крайнее неудовольствие относительно слабого глянца хромовых трофейных сапог и потребовал привести в надлежащий порядок штабную секретную карту, которую в следующий раз необходимо на ночь тщательно укрывать еловыми ветками.
На что Кашкет обыкновенным образом возмутился в сердцах, – "лучше бы воронье башку тебе разукрасило", – но кинулся тем не менее с показной готовностью выполнять поставленную боевую задачу.
В заключение комдив придирчиво осмотрел все нехитрое хозяйство Разлива, не забыв одарить нежным взглядом дремавших у коновязи резвой породы штабных лошадей. Не обнаружив очевидных причин для собственного недовольства, он валкой кавалерийской походкой отправился по набитой тропе к древнему озеру, чтобы совершить набор известных для утренней поры жизнедеятельных процедур.
Оказавшись на сыром песчаном берегу, безупречный рубака крутым жестом правого плеча откинул походную бурку, выпростал из дорогих командирских галифе свое бесценное продолжение и смачно возвернул прохладным водам Разлива полсамовара непотребной для дела революции жидкости. Получив глубокое удовлетворение от тесного контакта с природой, Чапай привычно оправил обмундирование, подтянул портупеи, для чего-то потрогал себя за прокуренные усы и присел на заветный прибрежный топляк.
Хотите – верьте, хотите – нет, но месяц тому, сидя на этой самой ольховой коряге, комдив пережил потрясение, которое бесцеремонно исказило всю его дальнейшую жизнь. У людей ведь случаются порой непрописанные злодейкой судьбой обстоятельства, которые заставляют пускать под откос всю ранее прожитую жизнь и делать головокружительные перетасовки на будущее. А произошло, между прочим, вот что.
Однажды, сидя на этом, как теперь уже оказалось таинственном месте, в минуту уединенного обдумывания планов предстоящих военных баталий, в глубоком кармане защитного цвета габардиновых галифе заиграл "Интернационал". Проще говоря, зазвонил мобильный телефон, днями подаренный командармом Фрунзе на последнем общевойсковом совещании. Василий Иванович привычным манером извлек из штанов телефон, взглянул на светящийся монитор и тут же потерялся в догадках. Мобильник выдавал абсолютно незнакомый девятизначный номер, вызывающим образом составленный из одних только четверок. Вот эта особенность больше всего и смутила, сразу же насторожила видавшего всякие позы Чапая. Будучи человеком многоопытным, он прекрасно понимал, что при таком подозрительном начале ничего хорошего ждать не приходится, поэтому с недовольной физиономией огляделся по сторонам. В эту минуту к берегу, отгребая когтистыми задними лапами, медленно причалила здоровенная зеленая жаба, нагло вылупилась и квакнула полной силой отвисшей глотки. По правде говоря, сначала Василий Иванович не хотел отвечать на довольно провокационный звонок, но похоже именно из-за выплывшей жабы чертыхнулся и приставил мобильник к уху. И вот, извольте знать, услышал невероятное. В трубке кто-то бесстыдно представился:
– На всякий случай не тревожьтесь, но с вами разговаривает Бог. Да, да, не следует удивляться, представьте себе, собственной персоной.
После короткой паузы, звонивший, как ни в чем не бывало продолжил:
– Тот самый, которого вы частенько вспоминаете всуе, иногда даже за компанию с безобидными родственниками. Не забываете, кстати, и про мою бесценную матушку.
Довериться словам прозвучавшим в телефонной трубке, даже с великого бодуна, даже при самой воспаленной фантазии, сами понимаете, было не просто. Однако и отмахнуться от наглого абонента парой адресных напутствий, обыкновенно находчивый Василий Иванович, в эту минуту почему-то не решился, не обнаружил в себе достаточных душевных сил. На первых парах Чапая посетило легковесное подозрение, что это Петька дуркует с похмелья, или, что еще вернее, разыгрывает командира на спор с пулеметчицей Анкой. Не так давно ординарец позвонил голосом Фурманова и торжественно пригласил командира на партийную конференцию, для вручения герою революции именной сабли с темляком золотого плетения. Вряд ли можно найти настоящего кавалериста, который бы не мечтал о таком почетном оружии. Комдив от радости расслабил булки и повелся на эту почти белогвардейскую засаду. Полдня полоскался с мыльной мочалкой в студеном озере, чистил пятки, нафабривал усы и только прискакав на тачанке при полном параде в политотдел, поздно сообразил, что однополчанин сыграл над ним коварную шутку.