— А если не войду? Что тогда?

Я раздражала цепного пса. Это было заметно по играющим желвакам и его взгляду, пусть и не направленному на меня.

— Тогда Валид за тобой придёт.

Угроза подействовала. Я не хотела, чтобы этот человек приходил за мной. Тем более я не желала его злить. Почему-то мне казалось, что главная моя проблема — даже не отец, который сейчас, наверное, в ярости.

Вздохнув, переступила порог дома, который мне показался каким-то мрачным и холодным. На улице в мороз и то приятней. Такое ощущение, что здесь жило чудовище, которому низкая температура вообще не страшна. А может, просто меня так колотило от нервного перенапряжения.

Пёс проводил меня в не менее мрачную комнату, закрыл за мной дверь, и я кожей почувствовала опасность. Это ощущение, как будто склизкая, ледяная змея ползёт по коже, проникает внутрь и скручивается клубком в животе? Именно так я ощутила присутствие Хаджиева.

Как только глаза немного привыкли к полумраку, я огляделась вокруг. Комнатой оказался кабинет. Минимум вещей, всё строго, скучно и уныло. Как будто здесь обитал злой дух, а не человек.

Поёжилась, когда позади послышался тихий смех. Как он оказался за моей спиной? Волоски на коже встали дыбом.

— Здравствуй, Шахидат. Надеюсь, мои люди тебя не обидели? — обращается ко мне на родном языке, а я выпрямляю спину и готовлюсь к столкновению.

— Здравствуй, Валид. Зачем я здесь? — говорю с ним по-русски, и он обходит меня сбоку, останавливается напротив.

Я поднимаю глаза и встречаюсь с ним взглядом. Ох… Я помню этот мрак. Он так же смотрел на меня в прошлую и единственную нашу встречу, когда меня привезли, чтобы выдать замуж за его брата. До этой встречи я боялась выходить замуж за Марата, а теперь я понимала, что уж лучше пойти второй женой, чем выдержать этот взгляд снова. Как смеет этот негодяй смотреть на меня!

Но он смотрел, а я также не отводила глаз. Это какая-то невидимая борьба.

— Ты на всех мужчин так смотришь? — он говорит тихо, но его голос звучит страшнее крика.

— А ты на всех мусульманских девушек так смотришь? Знаешь, что это запрещено? Твой пёс и то лучше воспитан! — слова вылетают раньше, чем я успеваю подумать, но мой гнев не даёт остановиться. Мне хочется выплеснуть всю злость, избавиться от неё. Вернуть её тому, кто её вызвал.

Взгляд Хаджиева темнеет, становится бешеным. От него у меня холодеют пальцы, и начинает трясти всё тело. Словно я попала в ледяную пропасть и утопаю в холоде.

— И это говоришь мне ты — та, что решила стать актриской? Та, что опозорила своего отца? Та, что своим побегом унизила мою семью? Ты забыла, кто ты, Шахидат? Из приличной девушки ты превратилась в потаскуху! — рычит мне в лицо, и я отшатываюсь от той ярости, что, кажется, сейчас меня сожжет своим страшным пламенем. Этот огонь полыхает в его глазах, сочится ядом в каждом слове, и мне действительно страшно. До ужаса.

— Не смей! Я просто хотела сама принимать решения, касательно своей судьбы! Это моя жизнь, и я не собиралась становиться рабыней! Я имею право на нормальную жизнь!

Он издаёт рык, похожий на рёв дикого зверя, и наступает на меня, загоняя в угол.

— Нет! Не подходи! Ты не можешь меня касаться, Валид! Не посмеешь! Ты знаешь, что нельзя!

Он остановился, когда я уже влипла в стену, и склонил голову так низко, что я ощутила его дыхание на своей коже. Отвернулась в сторону, но он повторил моё движение, и теперь наши лица оказались настолько близко, что по коже прошёл ток.