– Я в твоем районе. Хочу заехать поздравить тебя с наступающим Новым годом.

– Чего-то рановато.

– Потом могу закрутиться и не успеть. Катерина как с цепи сорвалась, вернувшись из Питера. На предновогоднюю неделю у нее какие-то особенно злые планы, а мне еще маму поздравлять и пацанов с Ольгой.

– Про твою Катерину мне неинтересно. Я тебе, по-моему, про это уже говорила. А так – приезжай, конечно.

Быстро расчесав мокрые волосы, Настя не стала заплетать косу, оставив свою роскошную гриву свободной. Халат она быстро поменяла на джинсы и толстовку, а на ноги натянула любимые носки. Щелкнув кнопкой чайника, она бросила взгляд в зеркало, успев мимолетно огорчиться, что только что смыла всю косметику. Собственное лицо показалось ей распаренным и оттого красным. Впрочем, исправлять ситуацию было уже поздно. В дверь, оббитую новеньким дерматином, позвонили.

«Говорят, что перед Новым годом случаются чудеса и сбывается несбыточное», – подумала Настя, щелкая замком. Ее вдруг захлестнула по-детски счастливая уверенность в том, что начиная с этого момента все в ее жизни будет хорошо. Просто лучше не бывает.

Стоящий на пороге Егор Фомин был небрит, взъерошен и угрюм. Насте захотелось погладить его по голове, но она почему-то не решилась.

– Проходи. – Она отступила в глубь квартиры, пропуская его, и наблюдала, как он молча разматывает большой тяжелый шарф, стаскивает дубленку и снимает щегольские, не по сезону легкие ботинки.

В полном молчании они прошли на кухню. Егор вместе со стулом задвинулся в самый дальний угол и поднял на Настю больные, как у брошенной собаки, глаза.

– Чаю дашь?

– Конечно. – Настя засуетилась у закипевшего чайника, рассыпала заварку, чертыхнулась, собирая тряпкой разлетевшиеся чаинки, чуть не уронила кружку, снова чертыхнулась и, наконец, не очень ловко, но все-таки заварила ароматный черный чай и сделала несколько бутербродов. Все это время Фомин молчал.

– Ты как? – спросила Настя, водрузив кружки и тарелки на стеклянный стол, который как-то в порыве украшательства квартиры купила и который теперь каждое утро с остервенением оттирала от следов пальцев.

– Никак. – Фомин со свистом отхлебнул из чашки. – Пока отдыхаю. За три недели отдыха уже чуть с ума не сошел от тоски. Дома находиться невозможно. Там Катерина зудит, не умолкая ни на минуту. Мать, если к ней приедешь, молчит, конечно, только вздыхает ежеминутно и смотрит жалостливо. Количество друзей как-то резко поубавилось, в разы. Телефон молчит. Но это так, мелочи. Знаешь, наверное, после Нового года я на завод к Стрелецкому выхожу. Исполнительным директором. Он перед отъездом такое распоряжение оставил. С одной стороны, это правильно, потому что Котляревскому одному не справиться. А с другой… – Он махнул рукой.

– Что с другой?

– Не думаю, что наличие моей персоны в руководстве предприятием поможет быстро решить его проблемы. Думаю, устроив меня на работу, Стрелецкий сильно отодвинул перспективы своего возвращения на родину.

– А ты не сгущаешь краски, Егор? – осторожно спросила Настя. – Выборы позади. Цель достигнута, Варзин выиграл. Он не из мстительных, поэтому я думаю, что и тебя, и Стрелецкого вскоре оставят в покое. Нет смысла поступать иначе. Понимаешь?

– Поживем – увидим. – Фомин неопределенно пожал плечами. – Как будет, так будет. Ведь так не бывает, чтобы никак не было.

– Так Инка говорит. – Настя невольно улыбнулась. – А ты ко мне зачем приехал?

– Да не знаю, подумалось, что неудобно как-то. Ты из-за меня столько перенесла в последние пять месяцев. А выборы прошли – и не видимся. Неправильно это. Да и Новый год на носу. Вот я и заехал. Ладно, за чай спасибо. Поеду я, поздно уже.

– Что, вот так сразу и поедешь? – не поняла Настя.