Остаток отпуска мы провели у моих родителей. Помогли с очередной стройкой, пропололи грядки, а перед самым отъездом младший, как обычно, слег с температурой, но все обошлось.

Домой мы вернулись затемно. Занесли вещи, выгрузили из переноски орущего Ватсона, который за этот месяц превратился в дикого камышового кота и теперь не желал перевоплощаться обратно в домашнего кастрированного, разобрали вещи. Вот и кончилось путешествие.

Рано или поздно кончается все − и панкреатодуоденальная резекция, и прием у стоматолога. А уж такая вещь, как отпуск, вообще заканчивается молниеносно. Кажется, только что я лежал на пляже и теплый песок грел мне спину. Еще вчера я ел поспевшую красную смородину с куста в деревне, а вот теперь сижу в приемном хирургии, дооформляю документы, а уже опять кого-то везут по мою душу.

Близится утро. Дежурство тоже кончается, осталось четыре часа. В эти предутренние часы, когда в работе намечается просвет, но уснуть ты уже не можешь, иногда очень хорошо думается.

Все будто бы вернулось на круги своя, и только я был теперь другой. Я понял главное: история окончилась. Я физически ощутил, как лопнула невидимая нить, связывавшая меня с теми давними событиями, с девушкой из прошлого по имени Ольга. Теперь я знал, как сложилась ее жизнь, и больше не должен был мучиться догадками. Кусочки пазла собрались вместе.

Конечно, она ждала письма от меня. Но я никак не мог написать ей, я был в ее мире артефактом, случайностью, гостем, которому надлежало уйти вовремя. И хотя душевная боль от того, что я так и не объявился, была вполне настоящей, время сполна залечило ее. Главное в ее жизни произошло без моего участия. Жизнь сложилась.

Сложилась она и у меня. Все было в порядке ‒ и семья, и работа. Маловато времени оставалось на отдых, но совершенства в мире нет. Аня собралась в третий декрет, так что свободного времени у меня теперь будет еще меньше, а работы, видимо, больше.

А еще у меня появилось что-то вроде хобби. Я вдруг, совершенно неожиданно для себя, написал статью, и ее приняли в научный журнал. Статья касалась эволюции взглядов на проблему дыхательной недостаточности и представляла собой историческую справку, к которой я приплюсовал собственные взгляды, сформировавшиеся в результате моего необычного опыта и скромной практики. Раскрыть, откуда у меня появились такие знания, я, конечно, не мог, но этого и не требовалось. Всегда отыщется чудак (с точки зрения нормальных людей), которому просто интересно, как люди жили и работали раньше. Кроме того, я имел возможность учиться у старшего поколения докторов, которые как раз-таки застали старые времена и с удовольствием рассказывали о них. Так что материал было где взять.

Статью, к моему изумлению, приняли хорошо, и я вдруг обнаружил, что обдумываю следующую, об эволюции врачебной тактики (в том числе и хирургической) при внебольничных пневмониях. На кафедре посмеялись и подмигнули насчет аспирантуры. В том году в нее был страшный недобор, и дрались за каждого кандидата. Я позволил себе отказаться – было немного не до того, но задружился с молодым доктором наук, которому был нужен «подзащитный». Мы частенько сиживали за чаем у Людмилы Петровны. Она уже к тому времени вышла на пенсию и стала почетным профессором, но с удовольствием участвовала в научных изысканиях. Обсуждали с ней идеи новых статей и, к моему изумлению, тему моей будущей кандидатской ‒ соискателем я вполне мог ее написать. Вот так, слово за слово, все и закрутилось.

Кстати, о науке – встретился мне еще один знакомый из прошлого. Вернее, не он сам, а его труды. Однажды, роясь в электронной библиотеке, я наткнулся на монографию медицинского историка… Зимницкого, который изучал развитие сельской медицины в СССР в послевоенные годы. При желании, я мог ознакомиться с его докторской – она тоже уже была доступна для чтения. Вот, стало быть, куда пошли мои отчеты! А может быть, он занялся этим уже на пенсии, благо материал за время работы в институте был собран наверняка исчерпывающий…

В любом случае, все было честно – деньги за работу я получил и ни на что другое не претендовал. А собрать материал и написать диссертацию – вовсе не одно и то же, в этом я уже имел счастье убедиться сам. Писать Зимницкому я не стал, но по-человечески за него порадовался.

А еще − вот это, наверно, и есть самое главное, − у меня изменилось восприятие реальности, а конкретно − тех подходов и методов, которые сегодня считаются современными и правильными. Раньше я принимал на веру все, чему нас учили, теперь же я вдруг увидел, что все это очень эфемерно. Любая правильность – относительна. В любой момент все, что сейчас считается «золотым стандартом», «оптимальной тактикой», эталоном, может быть пересмотрено, переоценено. Иной раз все решает какое-нибудь открытие – микроорганизмов, антибиотиков, рентгеновских лучей… Иногда – просто многолетний опыт. И потому никогда не стоит стопроцентно верить сегодняшним знаниям, нужно всегда оставлять место здоровому сомнению. В конце концов, ведь именно так и делаются научные открытия. Они рождаются тогда, когда приходит их время.

Время способно еще и не на такое. Именно оно в конце концов расставляет все на свои места, привносит в хаос логику и творит порядок. Даже когда мы вмешиваемся в него, стремимся себе подчинить, оно все равно продолжает действовать по своим законам. Словно в пьесе, в первом акте которой появилось ружье, а к третьему непременно выстрелило, в жизни отсутствуют случайные детали. Все ложится в невидимую канву и обретает свое истинное значение. Эта высшая логика и привела меня в дом Ольги, чтобы я, наконец, смог получить ответы на свои вопросы.