– Да, некоторые ее стихи мне действительно близки и понятны. Вы не читали Ахматову?

– Только слышал, − почти и не соврал я.

– А хотите прочесть?

Я растерялся и кивнул. Не то чтобы прямо хотел, я вообще к стихам сложно отношусь. Но теперь мне вдруг стало интересно, что она нашла в этих стихах, чем они ее так зацепили.

– Я дочитаю и оставлю вам книгу. А вы потом занесете, можете отдать моей тете.

Я снова кивнул. Потом сообразил, что надо что-то сказать, и сказал «спасибо». Потом поинтересовался, есть ли еще улучшения, кроме интереса к чтению.

– Нет, больше ничего. Температуры нет. Но кашель невыносимый, особенно ночью.

– Мокрота так и не отходит?

Она покачала головой − говорить уже стало тяжело.

Я осмотрел ее. Динамики не было. Молчавший сегмент легкого сохранял притупление перкуторного звука, кожа была бледной, дыхание частым и поверхностным.

– Других подвижек пока нет, − вынужденно признал я. – Но все-таки сил стало больше, это хорошо. Значит, лечение действует. Будем продолжать.

Она опять кивнула. Я замешкался, убирая в сумку стетоскоп. Уходить мне не хотелось, но придумать повода задержаться я никак не мог. И вдруг Ольга спросила:

– А какие Вам нравятся стихи?

– Мне? – я растерялся. Не мог же я сказать ей, что не читал стихов со школы, с той самой поры, как мне перестали их задавать на дом. Может быть, не дорос до понимания поэзии. А может, мне вообще не дано ее понять. Так или иначе, поэтического сборника я не держал в руках лет шесть. Однако память услужливо напряглась, и я выудил из нее ответ.

– Ну, лирику…