Мои опасения возникли не на пустом месте: они подтверждались скандалом с Александром Литвиненко, перебежчиком из ФСБ, которого в 2006 году в центре Лондона отравили радиоактивным полонием два российских агента. И хотя следствие установило, что убийство Литвиненко было актом террора, за которым стоял Кремль, единственное, на что решилось британское правительство, — это выслать горстку российских дипломатов и объявить в бессмысленный розыск убийц Литвиненко, которых Кремль никогда не выдаст. Такой беззубый ответ окончательно развязал руки Путину — в Великобритании он безнаказанно мог делать всё, что захочет.

Угроза похищения вынудила меня усилить охрану. Я нанял телохранителей с опытом работы в таких странах, как Мексика и Афганистан, где похищения людей уже давно стали привычным делом. Однако и под охраной, несмотря на немалый опыт и постоянное присутствие моих телохранителей, я не чувствовал себя спокойнее. Как это ни парадоксально, но самый большой спрос на телохранителей в Лондоне был среди россиян (которые боятся своих же).

Большие деньги, циркулирующие в этом бизнесе, подрывали мое доверие к этим людям. Уяснив, что моя безопасность зависит только от меня самого, я задался вопросом: что бы я сделал, если бы оказался на их месте и пытался похитить сам себя?

Планирование такой операции обязательно включало бы слежку, изучение моих привычек для выяснения того, как проходит мой день, где я бываю и так далее. Это означало, что мне необходимо расстаться со своими привычками и моя жизнь не должна подчиняться какому-либо жесткому графику. Я изменил распорядок дня, стал начинать его в разное время — иногда очень рано, иногда ближе к полудню. Я менял маршруты, которыми добирался до офиса, часто наматывая лишние круги. Приезжал на такси в один день, автобусом в другой, на метро в третий. Иногда я шел пешком, или проезжал только одну остановку на метро, или заходил в кафе, прежде чем продолжить путь. Иногда рядом со мной шли мои телохранители; в других случаях они были где-то поодаль, пытаясь понять, не следит ли кто за мной.

Самое главное изменение моих привычек заключалось в том, что теперь я вел свой ежедневник по старинке, перестав пользоваться электронной версией — уйдя в офлайн.

Всё это было очень утомительно, но еще больше меня напрягала необходимость постоянно находиться в состоянии боевой готовности. Долго продолжаться так не могло. К счастью, всё это закончилось само собой. В середине июля мы всей семьей: Елена, дети и я — уехали в Аспен, штат Колорадо, на летние каникулы, где я смог вернуться к более привычному ритму жизни.

Мы прибыли на место 14 июля. Выйдя из самолета, я ощутил себя в другом мире. В Аспене очень маленький аэропорт, и вы выходите из самолета так же, как в пятидесятых годах прошлого века: дверь самолета открывается, и вы сходите по трапу на взлетно-посадочную полосу. Воздух чистый и сухой, пропитанный ароматами черной сосны, что растет на склонах гор среди осин и тополей.

Я люблю Колорадо. Я вырос в Чикаго, но в первый год учебы в старшей школе жил в интернате в Стимбот-Спрингс, где катался на горных лыжах практически каждый зимний день. Тогда я и проникся любовью к этому скалистому краю. После школы я два года учился в университете Колорадо в Боулдере и с тех пор при каждом удобном случае возвращаюсь в Скалы (англ. Rockies). В тот раз (то есть в 2014 году) не только мне, но и всей моей семье понравилось жить в этом прекрасном месте.

Мне потребовалось несколько дней, чтобы успокоиться. Я вернулся к своему удобному распорядку дня, к прогулкам на велосипеде с детьми, к посещению концертов под открытым небом, ужинам в гостях в кругу друзей. Было здорово ощущать себя свободным и не оглядываться через плечо.

Главным для меня в этом отпуске была моя семья, особенно супруга, которая взвалила на свои хрупкие плечи всю тяжесть нашей ситуации. Ей пришлось не только жить в постоянном стрессе, опасаясь того, что ее муж может исчезнуть в любой момент, но и демонстрировать абсолютное спокойствие нашим детишкам. Каким-то образом она смогла внушить им, что бороться с Владимиром Путиным — это нечто само собой разумеющееся, и что все папы так делают, и что наша жизнь совершенно нормальная.

Тем не менее нужно было продолжать работать. В конце июля меня пригласили выступить в Институте Аспена с докладом о законе Магнитского. Этот институт — международный аналитический центр, здесь регулярно проводятся семинары, куда приглашают активистов, предпринимателей, политиков и журналистов для обсуждения самых разных тем. Кампус института расположен вдоль реки Роринг-Форк — одного из самых идиллических мест на земле. На семинар я поехал вместе со своим семнадцатилетним сыном Дэвидом, надеясь, что ему здесь понравится.

В конце первого дня семинара все были приглашены на коктейльный прием в Центре Дёрра и Хозьера (англ. Doerr-Hosier Center) — главном зале приемов Института Аспена. Дэвид только что поступил в Стэнфордский университет и был рад оказаться среди известных предпринимателей Кремниевой долины, а я был рад провести с ним время.

Прием подходил к концу, а небо затягивали тучи. С гор в долину Аспен-Вэлли надвигался сильный шторм.

 — Прости, Дэвид, но нам пора, — поторапливал я сына, который болтал с молодым венчурным предпринимателем. Не успели мы выйти, как разразился ливень.

Я позвонил своему другу Пьеру, который приехал из Бельгии к нам погостить. Он подбросил нас на семинар, а потом отправился в город за покупками.

— Пьер, ты случайно не рядом с институтом? Погода не располагает к прогулке.

— Вам повезло! Я недалеко. Буду минут через пять.

К Центру Дёрра и Хозьера со стороны дороги вела пешеходная дорожка, так что Пьер не смог бы подъехать прямо к нам. Получив его эсэмэску о том, что он подъехал и ждет нас в тупике, где останавливались все машины, мы вышли из центра.

Зонтов с собой у нас не было, поэтому мы бросились бегом к машине, прикрывая голову руками от ливня. В эту минуту буквально из ниоткуда появилась женщина, которая приближалась ко мне, выкрикивая на ходу: «Господин Браудер! Господин Браудер!»

У нее был довольно неприятный голос. На секунду мы оба остановились. Я щурился, пытаясь разглядеть ее сквозь потоки дождя, но не узнавал. И вдруг я заметил, что на ней не было бейджика Института Аспена, как у всех приглашенных на семинар.