Спокойствие... Я никогда не думала, что оно может быть таким шумным и суетливым. Наполненным детскими голосами и мелкими ссорами, ворчанием и беготней. Запахом горелого мяса.

— Оюта, ты совсем безрукая! — ворчал Марк, пытаясь спасти чернеющие стейки неведомого мне зверя. — Кто тебя так готовить учил?

Услышав такое от мальчишки, улыбнулась и бросила взгляд на притихшего Шу. Его, кажется, клонило в сон, но он старательно разжимал веки, следя за нашей детворой.

— Меня никто не учил готовить, — огрызнулось моё сокровище. — Мне всего девять! У нас дома мама готовила.

— Не всего девять, а уже девять! — Марк наставил на нее невесть откуда добытую деревянную лопатку. — Всё у нее мама. Знать бы, чем ты занималась дома.

— Уж точно не была белобрысой занудой! — Оюта надула обиженно губы. — Что вообще там готовить? Закинул это мясо и сиди — жди.

— Нет, сестричка, — Марк деловито упер кулаки в тощие бока. — Это мясо сначала разморозить нужно, потом нарезать, посолить, а уж потом вот по твоей схеме. И нечего тут неумейку из себя строить. Помогай давай, мама заболеет, а ты даже бульона приготовить не сможешь.

— Мне всего девять, — фыркала дочь. — А мама, если болеет, сама прекрасно бульон готовит.

— Не стыдно? — Марк приподнял бровь.

— Да что ты за душнило!

— Я тот, кто рос без мамы! А вот если бы она у меня была — я бы никогда не позволил ей больной вставать к плите.

Вот понимала, что дети, что ссорятся. И что рано в таком возрасте с супами у плиты стоять, но слова Марка казались такими приятными. Что-то дрогнуло в душе и разлилось теплом по сердцу.

— Марк, ты как-то не так обрисовываешь себе болезни мам! Представь себе, насморк не приковывает к постели. А если бы мама поймала меня у горячей плиты, да ещё и с ножом — ох, и выслушала бы я от нее. Так что особо не рассчитывай на кастрюли. Никто тебе готовить не даст!

— Ну почему? — вмешался в их спор Шу. — Марк прекрасно справляется с пищевиком. И Оюта права, сынок, в семье детей любят и балуют их. Никто не готовит в девять. Но ты молодец... Правда, молодец!

— Ага, — Оюта схватила с тарелки очередной кусочек мяса, — буду рада, если ты ещё и дома уборку наводить будешь и мусор вытаскивать.

— И наведу! — пробухтел Марк, явно обидевшись.

Я понимала — он приютский пацаненок. А там на возраст не смотрят. Убирайся наравне со всеми, на кухне дежурь как остальные, поварам помогай, мусор выноси, а если скажут и двор мети. Надо больно директорам на дорогие роботы-уборщики разоряться, когда вон она — бесплатная рабочая сила.

Поймав взгляд дочери, я прищурилась, давая ей понять, что очень недовольна её поведением. Разбалована она у меня, ох разбалована.

— Ты Марку спасибо скажи, что личинок от тебя отбивал и в обиду не давал, — прохрипела, надрывая и без того воспаленное горло. — А раз комнату свою хочешь, так учти — сама будешь в ней убираться.

Она виновато поджала губы.