Джон Чен позвонил, когда я выезжал из здания. Его паранойя прогрессировала — он назначил мне встречу под мостом на Четвертой улице. Это малонаселенный промышленный район Лос-Анджелеса, известный прежде всего картонными шалашами бездомных под мостом. Через двадцать минут я сидел и наблюдал за этими бездомными. Подъехал на служебном фургоне Чен. Он огляделся по сторонам, словно проверяя, нет ли слежки, и быстро подошел к моей машине.

— Есть тысячи мест, где встречаться куда проще, чем здесь, — сказал я.

— И тысячи мест, где нас могут увидеть. — Он сунул мне конверт, но тут же забрал его. В огромных очках он походил на подозрительного попугая. — Вы кому-нибудь сказали, что звонили мне?

— Разумеется, нет. А что, кто-нибудь что-нибудь сказал?

— Через десять минут после нашего разговора Гарриэт вызвала меня в коридор и предупредила, чтобы я с вами не общался.

— Именно со мной? Она назвала мое имя?

— Нет, но кого еще она могла иметь в виду? Всю неделю так. Обстановка повышенной секретности.

Он снова стал озираться, и я — за ним следом.

— А в чем выражается то, что дело Репко ведут по-другому? — спросил я.

— Я работал по ее делу шесть недель назад — до того, как случилась история с Бердом.

— Ну и?

— На прошлой неделе Гарриэт сказала, что надо исследовать еще несколько образцов ее одежды. Девушку нашли мертвой в проулке, но что-то от Лайонела Берда могло оказаться там, где она жила. Гарриэт велела мне проверить ее одежду.

— И что же?

— Девушку убили почти два месяца назад. Ее родители убрали ее квартиру и забрали ее вещи. И вот я пришел к этим несчастным людям, мать плакала, братья смотрели на меня волком, а я обследовал ее одежду.

— Вы нашли что-нибудь, имеющее отношение к Берду?

— Вы знаете, что такое исследование вслепую?

— Нет.

— Нам дали образцы — сравнить их с образцами с ее одежды, но эти образцы были просто пронумерованы, никаких имен. Не знаю, были совпадения или нет. Я все отправил Гарриэт, сопоставление проводила она.

— А что вы проверяли?