— Да. — на выдохе ответил я. — Просто задумался. — вытираю холодный пот со лба.

Брат убрал руку с плеча, напомнив:

— Там за ужином тебя Ясемин ждёт иди покушай, а то ты чего-то бледный. Не здоровый у тебя цвет лица. — с волнением говорит брат. — Не приведи Аллах, заболеешь!

— Спасибо, брат!

Войдя на кухню, любимая, моя женщина ожидала моего прихода и задумчиво сидела, нервно барабанила пальцами по столу.

— О чём думаешь, дорогая? — поцеловал нежно в щеку, садясь рядом.

Она скрестила пальцы в замке, понурив веки вниз, как провинившийся ребёнок.

— Что с тобой? Тебя кто-то обидел? Не молчи, Ясемин, говори.

— Демир, я разговаривала с твоим отцом, рассказала ему про ваш с дедушкой разговор. Аллах свидетель, я хотела, как лучше, надеялась…

— А отец, выслушав, прогнал тебя? Я правильно понял? — уже серьёзно спросил. Её признание, как ножом по сердцу режет.

Ясемин, округлила глаза, так будто сорвал с языка мысли.

— Да. — виновато опустила голову. — И ещё он просил тебе передать…

— Что? — перебиваю на полу слове.

Ясемин стала говорить, а в моей душе разгоралось такое пламя, что казалось, я могу сжечь всё дотла. Я был в ярости, не сильно стукнул ладонью по столу и посмотрев на любимую прошипел сквозь зубы:

— Никогда! Ничего не делай без моего разрешения, поняла?

Она быстро кивнула, сказав:

— Извини. Всевышний свидетель, помирить вас пыталась. Если бы знала, что это бессмысленно, то никогда бы не подошла к папе Азизу.

— Теперь будешь знать! — отчеканил я недовольно.

Ясемин отодвинула блюдце от себя, на черные глаза накатывались слезы, а меня всего стало трясти. Ведь это по моей вине она сейчас отказывается кушать и вытирает от сожаления уголки мокрых глаз.

— Ладно, ладно. Погорячился я, ты, пожалуйста, не плачь. Не держу зла на тебя, даже если бы ты не призналась и я бы узнал, то как бы там не было простил. Простил, не смотря ни на что. — прижал ближе к себе хрупкую, маленькую, став целовать в горячие губы.