Он стоял передо мной осунувшийся с заросшей щетиной лицом и лихорадочно горящими глазами. Немного похудевший, выглядящий не лучшим образом, но живой. Подхватил меня за талию, когда увидел, как я оседаю на пол. В нос сразу ударил знакомый до боли родной запах и у меня затряслись поджилки.

– Ты же… ты же мертв…

– Зверь – да. А лично мне еще хочется пожить, – нахально улыбнулся он.

Выдралась из его объятий, царапаясь и шипя, как кошка. Он еще шутит! Пришел сюда и шутит! После всего!

– Ты… ты же не помнишь меня!

– Ну-у. Мне нужно было, чтобы ты так думала. Иначе ведь точно бы не уехала, – пожал плечами Дамир, улыбаясь во все тридцать два.

Стоит, смотрит и лыбится! В душе поднялась волна ярости и я рванула к нему.

– Ненавижу тебя! Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Убирайся отсюда! Как ты вообще посмел?! Ненавижу!!! – кричала я, молотя кулаками в его грудь.

А после просто расплакалась. Затихла в его объятиях, вцепившись до побелевших костяшек в его рубашку, и, зажмурившись, уткнулась в его плечо. Дамир крепко прижал к себе, поглаживая по волосам и шепотом успокаивая.

– Мама? Мама, кто этот дядя? – послышался за спиной заспанный голос Карима.

Отстранившись, я обернулась к нему и улыбнулась сквозь слезы. Сын сонно тер глаза и с интересом глазел на первого и единственного мужчину, который появился у нас дома.

– Это папа, Карим.

Глаза мальчишки расширились.

– Папа? Ты вернулся с важного задания?

Мы переглянулись с Дамиром и я пожала плечом, мол, как я еще бы объяснила твое отсутствие.

– Вернулся, малыш.

Карим с боевым кличем бросился к нему, и Дамир, подхватив его на руки, поднял вверх. Жадно осмотрел лицо сына и крепко прижал к себе.

– И больше не уедешь никогда-никогда?

– Никогда-никогда, Карим.

Мальчишка засиял, тут же обнял его за шею и прижался сам к отцу. Правда, долго не усидел на руках, тут же вывернулся и бросился в комнату: