Сэм, сомневаясь, и заламывая пальцы, неспеша поднялся, и не зная куда себя деть подошел к окну.
Значит, я все поняла верно.
Но обдумать, что со всем этим делать дальше, мешали эмоции, что вскипели, будто в печь подбросили дров. Еще бы. Не каждый день узнаешь, что можешь влиять на людей.
— В день референдума я пойду на площадь, — смотря в пол тихо произнес он, отвлекая меня от собственных мыслей, — могу не вернуться, поэтому хочу, чтоб ты знала…
Времени анализировать не было. За секунду он снова оказался рядом со мной и посмотрел так пронзительно, так печально…Но меня не пронимали его страдания…
— Если бы не это безумие, я хотел бы предложить тебе стать моей девушкой, — выдал он на одном дыхании и выжидающе уставился.
Сразу же вспомнился наш с Хранителем разговор. Неужели я выглядела так же нелепо, предлагая ему себя? Черт! Как стыдно!
— Время посещения окончено! — спасительный голос медсестры прозвучал из приоткрытой двери, и я, наконец, выдохнула.
Домой возвращаться резко расхотелось. Потому что там будет Сэм. Его внимание мне совершенно не льстило, а отшить человека не позволяла совесть. Впрочем, как и Хранителю. Он просто отправил меня подальше от себя.
Но внезапная идея озарила меня, и когда Сэм был почти у самой двери, я крикнула.
— Возьми меня с собой! — он замер, не понимая, о чем я прошу, — на площадь. Я хочу пойти с тобой.
Сэм поддерживал сторону Хранителя, и наверняка пойдет туда не один. С друзьями. С такими же громилами, как и он. А я…находясь в окружении огромных страшных мужчин, буду в относительной безопасности и смогу воздействовать на людей, пришедших к зданию временного правительства. А, если повезет, проберусь и к самим руководителям, взбаламутившим массы.
И, если я обладаю способностью внушать мысли, я попытаюсь переубедить их всех!
День за днем меня обследовали, изучали, изводили вопросами о самочувствии. Я старательно и самозабвенно лгала, что ничего не помню, а данные полиции о том, что я действительно совсем недавно имела неосторожность без вести пропасть, а потом обнаружить себя, подтвердились. Это же исчезновение объясняло травму головы, в следствие которой в моем мозге произошли изменения. Шишковидная железа изменила свой объем и структуру, что послужило появлению сверхспособностей, о которых, впрочем, я усердно молчала. Иначе, быть мне подопытной до конца дней своих. Военное положение в мире было на руку, иначе, меня отправили бы в академию исследования мозга. А те спецы быстро вывели бы меня на чистую воду, потому что они всегда знали больше, и уверена, «прозревшие» для них были не в диковинку.
Сэма я не видела, потому что освобождалась после ежедневных экзекуций только к вечеру, когда посещения были уже запрещены. А тем временем, я все же успевала отточить свои новые навыки на попадающихся людях. К слову, через две недели моего пребывания в больнице, все мое окружение уже поддерживало мирную политику подчинения Хранителю. Это не могло не радовать и давало надежду на то, что я смогу воплотить свой план в жизнь!
Когда меня отпустили домой, я уже с легкостью могла влезать в головы людей, и даже понимала от чего зависит степень считываемости их мыслеобразов: чем спокойнее человек, тем сложнее было вторгнуться в его мозг, и чем эмоциональнее, беспокойнее он был, тем проще было не то что считывать, а вовсе управлять им. Что в принципе было ожидаемо. Шед именно на этом сыграл, наводя смуту в масштабах целой планеты. И остановить эту лавину могло лишь чудо. И хотелось верить, что я. Главной задачей стало успокоиться самой, потому что на нервах все мои приобретенные умения не работали.
И, наконец, день Х настал.
Как ожидалось, результаты выборов были подтасованы. Мало того, что все поддерживающие старый порядок уничтожались правдами и неправдами, так и голосование прошло с жуткими нарушениями, и в конце дня было объявлено, что убрать Хранителя хотят 99 процентов населения Земли.
— Любовь воистину заставляет менять судьбы… — складывая в поясную сумку бинты и перекись, Марьяна с тоской смотрела в никуда, — я стала монахиней. А ты в оппозицию подалась.