Гермиона никогда больше после той ночи не сможет даже пригубить огневиски, вкус которого будет вызывать у девушки те самые отвратительные воспоминания.
Теперь напиток, который они впервые попробовали с мальчиками на гриффиндорской вечеринке, навсегда будет ассоциироваться у девушки с тем бессилием и унижением, которое она пережила, когда почувствовала, как пол под ногами в кабинете маггловеденья внезапно ударил её по спине, когда она упала. Отсутствие контроля над телом пугало, но этот страх терялся в дебрях того, что сулило ей будущее.
Его холодные руки.
Она пыталась, она честно пыталась выскользнуть, она отползала дальше, чувствуя, как сдирает кожу о шершавый старый пол. Но Малфой был сильнее.
Он прижал её своим весом, пока холодные пальцы блуждали по ставшему не её телу.
Она молила, звала. Взывала к его человечности, её мозг отказывался верить в то, что с ней произойдёт подобное. Но всё это разрушилось, когда острая боль когтями пронзила низ её живота.
Пьяный Малфой пыхтел, что-то бормотал и исступлённо вколачивался в её тело. И она сдалась. Она больше не сопротивлялась, понимая, что проиграла.
Гермиона отвернула голову. Её горячие слёзы стекали по щекам и падали на пыльный пол. Но девушка пыталась не обращать внимания. Она пыталась не быть здесь, уйти отсюда. Не слышать его пьяные слова о том, как в ней хорошо и узко. Не верить угрозам, что он снова это повторит. И не чувствовать его в себе. Попытаться абстрагироваться от боли.
И просто молиться, чтоб это скорей закончилось.
Сколько это длилось. Минут пять-десять. Пьяный Малфой быстро достиг своей разрядки, хоть здесь боги были к ней благосклонны, если вообще можно говорить об этом, оставив в ней свой след.
После он затих, и Гермиона пару минут всё ещё ощущала его перегар у себя на щеке.
Через какое-то время тяжесть его тела начала исчезать, сразу после его издевательского поцелуя в её щеку. Он что-то пробормотал о том, что не прощается, после - послышался шорох его одежды, а чуть позднее – звук удаляющихся шагов.
А она лежала там и беззвучно рыдала, не имея в себе сил пошевелиться.
Ей впервые захотелось умереть…
Самое сложное было найти в себе силы и смысл жить дальше. И особенно сложно это было в первые минуты. Ей нужно было попытаться привести себя в порядок, игнорируя боль. Выйти из того злосчастного кабинета, который стал молчаливым соучастником этого действия, и найти собственную палочку на полу коридора. Навести на себя очищающие и противозачаточные заклятия. Молиться, чтоб последнее сработало постфактум.
Потом попасть в ванную старост, пробираться тихо, игнорируя весёлый хохот Рональда и Лаванды с его комнаты. Ведь мир продолжал жить и быть счастливым в то время, как её собственный разрушился.
Трясущимися руками смывать кровь и пытаться не думать, что делать дальше.
Прийти в свою комнату и выпить обезболивающее и успокоительное. Надеяться на то, что сон заберёт страдания…
Казалось, искорка жизни покинула Гермиону. Она продолжала жить, но словно забыла, зачем.
Первым начал догадываться Гарри. Сразу после того, как она отдала значок старосты озадаченной Маккгонагалл. Он не спрашивал. Спрашивать он начал после того, как заметил её животный страх в глазах в ответ на самодовольный взгляд Малфоя, которым тот окинул её в коридоре.