— Практически.

— Почему же тогда столько страдания принесли пустые домыслы? Какие-то совпадения? Если это часть ретрита, то в чём суть его для меня?

Мастер сощурился на солнце и отошёл в тень. Он по-прежнему улыбался, как Далай-Лама, на лице его играли тени от ветвей векового тиса.

— Иллюзии — всегда причина страдания, — сказал он. — Поток мыслей заставляет нас додумывать, накручивать себя и мучиться. Ведь тебе нелегко пришлось эти сутки, да, Артём?

Он кивнул.

— Проблемы в нашей голове, — продолжил Мастер. — Вам кажется, что мир объективен, а ваши мысли и чувства — это реакция на внешние события. На самом деле, мир — только проекция вашей психики. Потому выходит путаница, как у вас. У Артёма один опыт, у Эли — другой. Ты думал одно и мучился, она думала другое — и тоже мучилась. А потом вместе вам прекрасно удалось помучить друг друга, пока не нашли в себе силы посмотреть в глаза правде и поговорить.

— Действительно, — пробормотал Артём.

— Как странно... — сказала я. — Это похоже на правду. Но ведь отношения — это так сложно...

— Любовь сама по себе прекрасна, если вы не смотрите на неё через лупу прошлой боли, — ответил Мастер. — Проблемы не существует. Есть только ситуация, и то, как мы на неё смотрим. Сломанный бачок и потёкший холодильник, например, — одноразовая задача, но при желании можно, конечно, и пострадать, — усмехнулся Мастер. — Так что любите друг друга. И чувствуйте. В этом суть.

— Спасибо, — сказал Артём.

— Ой, простите, я забыла принести вам пуговицу! — вспомнила я и покраснела.

— Я уже другую нашёл.

— Простите...

— Никто ни в чём не виноват, — подмигнул Мастер.

— А можно я как-нибудь потом, когда сложится, приду к вам ещё на сатсанг? — робко спросила я.

— Можно. И тебе, И Артёму, — с улыбкой ответил Мастер. — Но сначала лучше к психологу. Оба.

— Зачем? — удивился Артём.

— Чтобы не палить друг в друга из обойм старых травм. Хорошие вы ребята, но с жизненным опытом. А у психолога профессия такая — ремонтировать личность и в психике дырки латать. Ко мне уже после.

Мастер развернулся и пошёл к морю. Спокойно, неторопливо, словно плыл. Его абсолютно гладкая лысина на солнце светилась...

— Кажется, мы с тобой стали бездомными, — проговорила я, когда Мастер скрылся за олеандрами.