– Это полная хрень.

И это был Толстяк.

– Придержи язык… – попытался было остановить его некто в форме, но Толстяк обрушил на него взгляд, который превратил бы человека послабее в дрожащую лужицу. Кейт уставилась в стол, прикусив губу в попытке скрыть улыбку.

Сенатор Круз закашлялась, перебирая бумаги. Прежде чем она успела заговорить снова, Толстяк вмешался снова.

– Предлагаю обсудить все открыто, – начал он.

– О боже, – выдохнул Лиам, поднимая взгляд вверх, словно чтобы собраться с силами.

– Мне уже восемнадцать лет, – сказал Толстяк, – и у меня наконец-то появилось право решать, чего я хочу для себя. Но, если я сделаю неверный выбор, меня все равно за него накажут?

– Пожалуйста, задавайте вопросы в конце. – Озвучив этот призыв, сенатор Круз почти незаметно подала ему знак рукой, словно побуждая продолжать.

– Я не закончил, – возразил Толстяк. – Если я решу не позволять кому-то – а если этот специалист не обладает достаточной компетенцией – кромсать скальпелем мой мозг, самый важный орган моего тела, чтобы его «исправить», то я буду обречен сидеть в очередном лагере и на этот раз до конца жизни?

– А он мне нравится, – с воодушевлением сказала бабушка.

– Это не лагерь, – нетерпеливо сказал мужчина в форме. – Это община. А теперь давайте вернемся…

– Община за колючей проволокой? С вооруженной охраной? Вы понимаете, что этим вы только насаждаете в Америке – и во всем мире – точку зрения, что слово «другой» означает «плохой», «урод», «опасный». Это не реабилитация, вы просто хотите убрать нас с глаз долой и понадеяться, что проблема со временем сама собой разрешится. Простите, но это просто чертовски фиговая идея, и вы определенно понимаете, что она чертовски фиговая, потому что вы потратили две секунды на изложение плана, который определит жизнь многих тысяч людей, и некоторые из которых, возможно, находятся в этой комнате.

– Люди, затронутые пси-воздействием, обладают способностями, которые опасны и не поддаются контролю, – возразил мужчина. – Их можно использовать в качестве орудия преступления, для получения несправедливого преимущества, для причинения вреда другим.

– Правда? Деньги, например, тоже. Человек сам решает, как применить свои способности – вот что важно. Посадив его под замок за принятие решений о своем теле, на которое он имеет полное право, вы, по сути, демонстрируете нам свое недоверие. Вы считаете, что мы не способны сделать верный выбор, не можем быть добры к другим. Я считаю это невероятно оскорбительным, и, кстати, сейчас я неплохо контролирую свои способности, как вам кажется?

– Вы считаете, что детям в возрасте восьми, девяти, десяти лет нужно позволить принимать решения, от которых зависит их жизнь? – Сенатор Круз подбросила Толстяку контраргумент, который он мог использовать с наибольшей выгодой.

Я откинулась назад, радуясь, что мое мнение о ней было верным. Возможно, Анабель Круз не смогла в полной мере противостоять другим представителям власти, но она нашла хитроумный способ донести свою точку зрения.

– Я говорю, что дети, у которых отняли годы жизни, имели достаточно времени, чтобы взвесить все варианты и решить, что они выберут, когда у них будет возможность получить лечение, – парировал Толстяк. – У них было время подумать о своем выборе, и они смогут принять осознанное решение. Поверьте, это единственное, о чем мы все думали, когда контролировалась каждая минута нашей жизни или когда каждый день нам приходилось сражаться за еду, воду и кров, когда люди буквально охотились на нас. Вы собираетесь провести границу по восемнадцатилетним, прекрасно зная, что восемьдесят процентов детей, отправленных в лагеря, еще не достигли этой границы? Я, восемнадцатилетний, провел в лагере год. Одна моя хорошая подруга провела там шесть лет, но ей только семнадцать. И она должна будет подчиниться решению тех же людей, которые, вообще-то, и отправили ее туда?

Я поморщилась, избегая смотреть на папу с мамой. Я не хотела, чтобы они чувствовали себя еще более виноватыми.

– Нам нужно перейти к следующей теме, – сказал другой мужчина, – иначе мы не сможем выслушать вопросы…

– Я согласна, – неожиданно подала голос доктор Грей, а потом пояснила: – С этим молодым джентльменом. За исключением случаев, когда дети совершили преступления или пережитый ими опыт сказался на их способности принимать решения или они нанесли кому-то вред, остальные дети, которые покинут лагеря, должны выбирать сами. Однако родители тех детей, которые еще не достигли возраста сознательного волеизъявления, получат право принять это решение и должны будут это сделать до того, как ребенку исполнится семь лет.