– Так денег нетути.

– Бабушка, бумага денег стоит.

– Нет у меня денег, беда просто.

Смилостивился я над бабкой – выслушал и написал челобитную. Прочел про себя – все ли складно? Да и вручил бабке. Старуха долго кланялась и благодарила.

– Бабуля, ты ведь давно здесь живешь?

– Как родилась, так и живу здесь.

– Не знаешь, где угол можно снять?

– У меня и можно. Тебе, что ли?

– Мне, бабушка.

– Вот и хорошо. Приходи, как освободишься, – третья улица от торга, угловой дом, Авдотьей меня кличут.

– Договорились, жди вскоре.

Как только начало смеркаться и торг опустел, так я и пошел к бабке Авдотье.

Домишко был невелик и явно требовал ремонта, но, несмотря на нужду, Авдотья, расчувствованная тем, что я не взял денег, отвела мне комнату и за первый месяц постоя отказалась от оплаты. Здорово, у меня сейчас каждая копейка на счету.

Все-таки крыша над головой – это здорово: не страшен ветер и дождь, чувствуешь себя человеком, а не нищим бродягой.

Утром я купил себе поясной нож и ложку. Без ножа никак нельзя: перо заточить, хлеб нарезать – да мало ли найдется применений? Через несколько дней удалось и миску оловянную купить. Теперь не так остро чувствовалась моя ущербность – хоть покушать было из чего. Я все время испытывал стыд, когда хлебал уху у костра через край выщербленной миски, не имея даже ложки.

Следующий день протекал спокойно. Ко мне выстроилась небольшая очередь из трех человек. Мне удалось их быстро обслужить, и я решил пройтись по торгу. Надо было присмотреть себе сапоги – короткие, из тонкой кожи. Осень не за горами, тем более что мне удалось скопить немного денег.

Вдруг по продавцам и покупателям пробежал какой-то шумок, толпа слегка раздалась, и по образовавшемуся проходу важно, с презрением поглядывая на окружающих, прошествовали двое невзрачного вида мужичков. Одеты они были в черные подрясники, и их можно было бы принять за монахов, если бы не отсутствие клобуков на голове. На поясах у них висели сабли.

– Опричники! – прошелестело по толпе.

Ну да, сейчас они – в силе, только я твердо помнил, что существовать опричнине оставалось месяц-два. Грабить, убивать и измываться над жителями они были мастера.

Однако как только государь призвал их отбить татарское нападение Девлет-Гирея на Москву, поскольку царское войско было занято войной с ливонцами, опричники объявили себя «в нетях», сказались больными. Тогда разгневанный царь приказал казнить князей Вяземского и Грязного, а также воеводу Алексея Басманова, царского любимца, обвинив их в измене, а опричнину разогнал.