Полчаса спустя

В кабинет начальника Охранного Департамента Николай Степанович попал сразу, генерал оказался свободен. Закончив доклад о Мюллере, Гумилев спросил:

– По пакету с квартиры этого «Ваньки-стопаря» в разведке что-нибудь сказали?

– Да, – с интересом взглянул на него Коттен. – Сказали, что это не мое дело.

Он откинулся в кресле, полюбовался озадаченным видом подчиненного и закончил:

– А пакет приказано из дела изъять и представить господину начальнику Разведчасти, лично-с. Ежевскому прикажут сделать помету: «изъято согласно секретному предписанию» и забыть о том, что он конверт этот видел.

– Приказ есть приказ, – пожал плечами подполковник. – А по убийству там что-нибудь думают?

– Если и думают, сообщить о сем факте не возжелали-с. И узнав, что в деле фигурирует госпожа Брасова, я перестал этому удивляться, – так же спокойно ответствовал Михаил Фридрихович. – Видимо, дело касается… – он покрутил пальцами в воздухе, намекая на высшие сферы.

– А с Мюллером что? – растерянно спросил Николай Степанович. – Он же все равно копать будет. Да и сам факт связи графини с уголовником…

Вот тут шеф охранки переменился. Напускное спокойствие и расслабленность слетели с его лица моментально, он придвинулся к столу и, пронзив офицера кинжально-острым взглядом, твердо чеканя слова, произнес:

– Факт связи графини с Ивановым не доказан, и это может оказаться случайностью. А вот информацию о причастности российских подданных к сбыту фальшивых денег требую проверить всенепременно и скрупулезнейшим образом. Поскольку пресечение оных деяний является одной из задач Корпуса! Вероятность причастности лиц, близких к императорскому двору, не является основанием для отказа от дознания, но, наоборот, поводом для ведения сыска более тщательно.

Он перевел дыхание, вновь откинулся на спинку кресла и уже обычным тоном добавил:

– О проведении мероприятий я доложу императору. Лично, у меня есть такая возможность.

«Зря разведка его отшила, – подумал, выслушав начальника, Гумилев. – Теперь он это дело раскопает. В смысле, мы раскопаем, но с его полным одобрением. И тогда уже всем сестрам по серьгам, генерал шутить не любит. И чтобы его без объяснений от дела отстраняли, не потерпит. Как он на царя выйти собирается, интересно? Впрочем, выйдет. У него слово с делом не расходится».

22.06.1930 г. Российская империя. Санкт-Петербург, Лиговский проспект, 4. Штаб Отдельного корпуса жандармов

В кабинете Гумилева собрались впятером, добавились еще следователь и ведущий розыск от полиции Шатунов. Первым слово взял Ежевский.

– Итак, – размеренно начал он, – что нами установлено? А установлено немногое. Иванов действительно в мае сего года выезжал в Германию. На лечение. Выехал пятнадцатого, вернулся в Петербург двадцать четвертого. С информацией немецких коллег, – тут следователь прервался и вежливо кивнул Мюллеру, – это совпадает.

– Да, – подтвердил Генрих. – Границу Иванов пересек семнадцатого, вечером восемнадцатого зарегистрировался в мюнхенском отеле, положил в банк фальшивые фунты девятнадцатого. И в тот же день уехал в Россию.

– Именно. Теперь по убийству. Все-таки предполагаю, что убийца может оказаться иностранцем. Сыскной полиции через опрос агентуры удалось получить интересные подробности. За день до смерти Иванова видели в трактире «Самовар», и с ним был человек, говорящий по-русски с сильным акцентом. Саша, – обратился он к Шатунову, – приметы у тебя есть?

– Есть, – кивнул сыщик, достал из лежавшей перед ним папки листок и зачитал: – Роста невысокого, примерно два аршина и пять вершков…