– И в результате Шлейхер выигрывает, – процедил Иден.

– Да, Энтони. Немцы с легкостью поверили, что агенты русских устроили взрыв памятника Фридриху Великому в центре Берлина, а социал-демократы им в этом прискорбном деянии помогали, – пожал плечами Мензис. – Националисты объединились для выборов в «черно-бело-красный боевой фронт». Во главе списка Шлейхер, Гугенберг и Папен, дело сделано.

– Могут ли Петербург или Париж поставить под сомнение выборы? – осведомился Инверфорс.

– Бесполезно, – ответил дипломат. – Участие населения около девяноста процентов, очень высокий показатель. Тут, кстати, сыграла свою роль не только внутренняя заинтересованность, но и внешнее давление, в немцах просыпается былая гордость и тяга к реваншу.

– Главное все же во внутренней ситуации, – не согласился Черчилль, до того молча посасывающий сигару. – Высшие круги Германии в первую очередь хотят порядка. Оказаться посреди революции для них совершенно нежелательно, они это после войны проходили, помнят. Шлейхер гарантирует стабильность, и мы ему в этом немало помогли своими дипломатическими шагами. Впрочем, а что все-таки сэр Генри?

– Поздравил Шлейхера, – сообщил заместитель шефа Intelligence Service. – Готовится прибрать к рукам немецкий нефтяной рынок.

– И персидскую нефтедобычу, а? – улыбнулся в ответ бывший министр. – Энтони ввел меня в курс дела. Не огорчайтесь, старина, так нужно.

– О, я вполне доверяю и Энтони, и вам, Уинстон, – не менее дружелюбно сообщил собеседник. – Тем более вы, пожалуй, лучше всех знаете перипетии наших нефтяных дел.

– Да. – Черчилль выпустил очередное облако дыма, подобрался и жестко разъяснил: – Я создал Англо-персидскую компанию, я добивался особого положения для Shell после войны, и сейчас я же намерен вернуть Shell в лоно империи. Вы понимаете, о чем я, дружище?

– Безусловно.

– Так вот, Детердинг заигрался. Русский нефтепровод в Иране, конечно, не нужен, но правительство вошло в Англо-персидскую компанию не для того, чтобы делать деньги, но чтобы создать независимую компанию для служения национальным интересам.

– Мы можем надавить на Shell?

– Уже пробовали, – пожал плечами Иден. – Пытались увеличить долю правительства в тресте. Но мы хотели иметь возможность назначать в совет директоров своего члена и получить право утверждать всех остальных, как это принято в Англо-персидской. Детердинг отказался. Он стареет, но он человек твердых взглядов, и, я боюсь, мы не можем предотвратить его, скажем так, общение с иностранными политическими лидерами.

– Война показала, что горючее – ключевой элемент национальной стратегии, – веско изрек председатель правления Англо-персидской компании. – Британская компания должна разрабатывать нефтяные запасы, находящиеся под британским контролем. Контролем нефтяного месторождения, достаточного для нужд флота.

– Нам всегда был нужен доступ к надежным запасам нефти при разумном уровне цен, – проворчал Черчилль. – Со времени перехода Адмиралтейства с угля на керосин.

– Кроме того, сейчас мы ведем переговоры о создании нефтяного картеля, в который вошли бы мы, Standard Oil и «Российские нефтепродукты». Такой союз сможет регулировать мировые цены, а это уже политика. И тут лишние не только Детердинг и Шлейхер, но и Париж. Кабинет поддерживает готовящееся соглашение.

– Что касается кабинета… – начал Иден.

– Правительство поменяется, – перебил его Уинстон. – Народ Британии не желает возрождения Германской империи, но не простит слабость, а кабинет готов сдать немцев Петербургу. И это в то время, когда мы еще не оправились от депрессии, а отношения с Россией на грани разрыва.

– В прошлом году, – напомнил чиновник Foreign Office, – в Оттаве Британское содружество приняло решение о протекционизме в рамках империи. Доминионы получили льготы, сейчас они поддерживают нас как никогда. Остальные жалуются на высокие пошлины. Определенные уступки, по всей видимости, придется сделать скандинавам и Аргентине.

– Но, разумеется, не России или Франции! – поднял палец вверх Черчилль. – Торговый договор с русскими уже не действует.