Это был седьмой день нашего пребывания в «котле».

Прошла еще ночь, ничем не лучше вчерашней, — с холодным дождем и ветром. Утром мне сказали, что я бредил. Я так обессилел, что не мог встать. Неотвязная мысль, что Аустра погибла в болоте с нераскрытым парашютом почему-то все время преследовала меня.

В самом деле, что случилось с Аустрой? Во время прыжка я не видел ее парашюта, как не видел и других товарищей. Шедший непосредственно за Аустрой Колтунов тоже не мог ничего сказать. Он не видел, раскрылся ли ее парашют. Правда, в лесу, на просеках, мы обнаруживали следы женской обуви. Но эти следы могли оставить женщины из соседних хуторов. В лесу пасут скот, туда ходят за дровами. Какого-либо условленного места встречи после приземления у нас не было. Мы прыгали вслепую…

Вечером, напрягая все усилия и волю, я снова работаю на радиостанции.

Нам радируют: «Благодарим за данные. Ищите Аустру. Готовьтесь идти в новый район».

— Что мне делать? — спрашиваю я.

— Кушать надо больше, Виктор, — строго ответил Зубровин. — Обессилеешь ты.

Я стараюсь побороть болезнь, не поддаваться ей.

На следующий день по радио мы получили приказ идти на юг, оседлать шоссе Тукумс — Кулдыга. Это в пятнадцати-двадцати километрах от места, где мы находились.

Колтунов вырезал палку и подал мне. — Вот, возьми. Довоевался, — с упреком сказал он.

Перед тем как выступить, мы хором выкрикнули имя Аустры. Молчание. Только эхо прокатилось по лесу.

Крикнули еще раз — тот же ответ…

— Нет, пропала девушка, — со вздохом произнес Зубровин, — пошли, братцы!.

Молча шагали мы по просеке, шурша опавшими и уже потемневшими листьями. Печален лес осенью. На ветках осиротелых берез, точно слезы, дрожат прозрачные капли. Кажется, деревья плачут, горюя о потерянном золотистом одеянии; уныло шелестят ветки голых кустарников, только ели и сосны стоят зеленые и высокие; им как будто безразлична осенняя непогодь, — их вершины гудят тем же гулом, как и летом. Но вот просека оборвалась и перед нами разостлался луг. На той стороне, у самого леса, возле старого сеновала пасутся дикие козы.

— Подстрелить бы, хороши козочки! — причмокнул губами Колтунов.

Козы, услыхав шум, насторожились. Увидев нас и словно понимая, что мы не можем по ним выстрелить, они не спеша исчезли между деревьями.

Мрачно и тихо стало на лугу. Казалось, серое небо, низко нависшее над лесом, прижало все живое. Ни звука, точно вымерло вокруг все и страшная тень смерти, прикрываясь сизым туманом, вот-вот коснется моего тела. Мне стало жутко от этой мысли. Нет, я не должен свалиться! И я не согнусь! Я буду идти! Я должен победить болезнь ради друзей, ради борьбы, для которой мы сюда пришли…

И я увереннее, тверже ступаю по земле, опираясь руками на автомат, разбрызгивая воду лесных луж, шагаю, не отставая от друзей.