– Не знаю. Но за эти годы дермеца скопилось. Искусственный ты какой-то, Лёха, декоративный, чистенький весь. А помнится: морда в песке, форма в копоти, кровь на погонах… Не узнаю капитана.

Алексей вздохнул, улыбаясь:

– Не могу на тебя обижаться, дважды меня из песка выкапывал, на хребте волок. Может и прав ты в чём-то. Да только ушло всё: пот, песок, матерщина через кровь. Повзрослели знатно уже. Да и место такое – всё заботы, проблемы, семья ещё. О душе подумать некогда.

– О кармане же думаешь? – Молчун приблизил лицо, поправляя товарищу полосатый галстук. – Правды хотите, товарищ капитан?

– Никогда перед ней не пасовал, – выдержав взгляд, ответил Егоров.

– Говорил же я – газеты читаю. Врут, конечно. Но, подумав, коечто понять можно. Война идёт. Скрытая. Завуалированная. Страна на два лагеря вновь поделилась. В принципе, всегда так оно и было: какие бы ни подводились лозунги, несётся борьба поколений. Молодые приходят на место старых, а раз те сопротивляются – и подтолкнуть не грех. У тех опыт, у других – энергия. То, что работы твоей касается – разведку не проведёшь. Поверил, каюсь. Но полчаса с тобой поговорил – факты сами складываются, выводы напрашиваются.

– Интересно, что за факты с выводами такие?

– Документики у тебя такие, каких быть не должно: должностью не вырос. И заметь: всё по архивам, да по своим каналам – раз. Везде свои люди, даже погибший на метеостанции лейтенант. Никогда не слышал, чтобы две организации были приставлены к одному объекту на равных правах – два. В таракана стрелял – три. Откуда у сотрудника прокуратуры оружие в НИИ? И выстрелил бы в таракашку, заметь, безотчётно за патроны. И когда это было, чтобы прокуроры инспектировали ФСБ? Влип ты, Лёха. Какой из тебя прокурор: при условии, что даже сейчас у тебя кобура подмышкой?!

– Сильно заметно? – вздрогнул Егоров и, увидев ухмылку на лице Молчуна, насупился. – Кусаешь верно. Пусть я – Брут. Но нельзя было всего тебе рассказывать. Да и кто ты такой, чтобы судить?

– Нельзя? А на чужом горбу в рай въезжать – это как? – Молчун резко встал. – Сидеть!

Пытающийся подняться вслед за ним Егоров вновь присел.

– Продали Вы меня, товарищ капитан, подставили… Есть, мол, один дурачок, выполнит грязную работёнку. Только профинансируйте спецоперацию. Костенко к чертям собачьим полетит… Зад уже на его место метит?

Алексей не прятал глаза, как раньше, а уныло смотрел на обелиск:

– Как догадался?

– Моё похищение организовано не ментами, те сейчас сразу за дубинки. Стиль не тот. И ещё – в машине у ног гражданина начальника чёрный кейс стоял. Что в нём? Документы? Папку на коленях держит. Значит – магнитофон? Прогуляться пригласил. Всё рассчитано: эффект при встрече со старым другом, возвращение в память, взывание к солдатскому долгу, кстати – костенковский приёмчик. Результат – я согласился идти в тайгу.

– Тебя никто не заставлял!

– Знаю. И от слов своих не отказываюсь. Всё решено. Но дерьмо твоё скопившееся вывернуть хочу наизнанку. Когда на скамейку сели, микрофон – думал – встроенный, а в кейсе – аппаратура. Сидят в машине, слушают. А нет: поведал ты кое-что – им и знать не положено. Так что в чемодане? Миллион? Два?

– Хватит! – Егоров поднялся. – Всё правильно: деньги выделены на операцию.

– А ты решил воспользоваться дружбой, уговорами, а себе ещё одну дачку отгрохать?

– Нет у меня дачи, даже квартиры своей нет.