– Оцениваешь? Есть ли ещё порох в пороховницах или спился старший сержант?

– Спился?

– Не темни. Изменился я всё-таки, как-никак. Дотошным стал. Прозорливым. Всё тебе про меня ведомо. Сколько дней справки наводил?

Егоров виновато потупился:

– Четыре часа.

– Твою мать, в четыре часа вся моя жизнь на гражданке вместилась?! И о разводе, небось, пронюхал?

– Не без этого.

Молчун наслаждался игрой:

– Не встречались мы столько лет и столько же не встретились бы. Нужен я тебе зачем-то? Папкой вот кожаной постукиваешь, толстенькая… Для меня?

– Эх, разведка, никуда от тебя не денешься. Для тебя папочка. Но право выбирать есть?

– Ещё бы. Почти сутки выбираю. В тайгу посылаешь? Костенко просил?

– Пошёл он… Короче, майор Костенко ничего не знает о нашей встрече и не должен знать.

– Полковник, – поправил Молчун.

– Не, друг мой, бутафория. Любит, понимаешь, маскарады. Всё ещё майор он. Госбезопасность. Слышал?

– И ты, Брут?

– Нет, областная прокуратура.

– Вон куда хватил! Самый что ни на есть гражданин начальник! – Молчун потянулся ещё за одной сигаретой. – Явку с повинной принести или как?

– Не хами, и без тебя тошно. А есть за что?

– Извини. В чём дело-то?

Егоров потянулся, зевнул, щёточка усов приподнялась и опустилась: