Книги

Узники ненависти: когнитивная основа гнева, враждебности и насилия

22
18
20
22
24
26
28
30

Рассмотрение альтернативных объяснений: существует много возможных причин поведения другого человека, которое кажется вызывающим. Люди, имеющие специфические «слабые места» или уязвимости, такие как Раймонд, склонны к предвзятости и необъективным объяснениям. Я смог поставить перед Раймондом несколько вопросов, сподвигших его к пересмотру ранее сделанных выводов: «А нет ли каких-то других причин критического отношения Глории к вам? Например, может ли ваша прокрастинация служить лучшим объяснением ее фрустраций?» Подумав, Раймонд пришел к выводу, что Глория была скорее нетерпеливой, чем критически настроенной. Он смог отнестись к сложившейся ситуации именно так, потому что имел аналогичный пример на работе: он сам испытывал злость и разочарование, если подчиненные сотрудники вовремя не выполняли задания.

Решение проблем: человек способен дать множество разных интерпретаций заявлениям других людей. Он может принимать сказанное за чистую монету или просто игнорировать содержание заявления и реагировать, в основном, на субъективно воспринимаемый «скрытый смысл», который он сам же для себя определяет. В атмосфере неблагополучных межличностных отношений, интерпретируя, человек, скорее всего, будет опираться на невербальные аспекты, такие как тон голоса и выражение лица партнера, и проигнорирует то явное, о чем говорится в этом заявлении. История неприятностей в ходе предыдущих взаимодействий и отрицательный образ партнера помогут сформировать – весьма вероятно – искаженную интерпретацию.

Однажды, когда они ехали по автомагистрали, Глория заорала на Раймонда: «Куда ты так гонишь!!!» Он сердито огрызнулся: «Если тебе не нравится, как я веду, можешь убираться». Она: «Твоя езда сводит меня с ума, я умираю от страха». Все последующее время этой поездки они молчали. Что произошло? Ответ лежит в интерпретации Раймондом эмоционального обмена: «Она мне не доверяет», «Она пытается меня контролировать», «Ей нравится меня критиковать». Каждая такая интерпретация могла быть правильной, но ни одна не имела отношения к тому, что Глория пыталась передать Раймонду: она просто боялась. Он же в своих интерпретациях даже не коснулся центрального вопроса: не еду ли я действительно слишком быстро (с точки зрения безопасности)? Не приводят ли мои действия к тому, что Глория чувствует беспокойство?

Сосредоточиваясь на собственной субъективной оценке значения чего-либо, можно скорее усугубить, а не решить проблемы. Во время психотерапевтического сеанса с Раймондом я указал ему на то, что, если бы он обратил внимание на тревоги или жалобы Глории и попытался решать реальные проблемы, скорее всего, в значительно меньшей степени испытывал бы чувство оскорбленности. На что он запротестовал: поступая так, он «сдался» бы, «капитулировал». Тогда я предположил, что это может быть ощущением капитуляции лишь в случае, если он видит их взаимоотношения исключительно как соревнование в том, кто сильнее.

Я предложил Раймонду заменить в его умозаключениях понятие «контроля» на «сотрудничество»: отойти от сосредоточения внимания на вопросах «кто прав, кто виноват» или «кто выигрывает, кто проигрывает». Такая смена ориентировки оказалась полезной. Он стал меньше беспокоиться о том, что Глория всячески «добивается своего», и в большей мере – участвовать в решении реальных проблем. Ему также стало доступно понимание того, что компромисс не означает проигрыш или подчинение другому человеку, и что он будет вознагражден за него лучшими отношениями.

Вообще люди хорошо умеют решать свои проблемы. Трудности возникают, когда в дело вступают обида, гнев, подозрение и недоверие. Конфликтующие стороны – будь то супруги или национальные лидеры – должны нарабатывать умение отбрасывать субъективные смыслы, приписываемые друг другу в процессе общения, и сосредоточиваться на объективных моментах, составляющих смысловое содержание взаимоотношений. Обращаясь к рассмотрению явно имеющейся, открыто выраженной проблемы, они делают первый шаг к ее решению.

Тщательное изучение и изменение своих убеждений: смыслы и значения, приписываемые конкретной ситуации, формируются под влиянием конкретных же убеждений, которые, будучи инкорпорированными в когнитивные структуры и схемы, выходят на первый план под действием раздражающих факторов, которые в этой ситуации заложены. Как правило, они имеют условную форму «Если… то…» Соответствие чего-либо, наблюдаемого в рассматриваемой ситуации, условию, которое сформулировано после «если», приводит к заключению, что смысл происходящего описывается тем, что идет после «то».

Убеждения, приводящие к дистрессу, являются важными компонентами алгоритма возникновения чувства враждебности, но они также встречаются и в случаях депрессивных состояний. Тип объяснений, который человек приписывает поведению своего обидчика, определяет, будет он гневаться или впадать в депрессию. Если он решит, что причина его раздражения или расстройства – какой-то индивидуум или группа людей, то, скорее всего, в нем проснется гнев. Если же в качестве такой причины он посчитает собственные недостатки и промахи, то – опять же, скорее всего – впадет в депрессию.

Вот примеры имеющих условную форму убеждений, приводящих к дистрессу:

• Если человек меня критикует, значит, он меня не уважает.

• Если я не получаю должного уважения, значит, я уязвим для дальнейших нападок.

• Если мой жизненный партнер не выполняет мои пожелания, значит, ему/ей на меня плевать.

• Если человек склонен откладывать дела на потом, значит, я не могу на него полагаться.

Когда важная проблема в принципе может затронуть внутренние убеждения, имеется тенденция к чрезмерно обобщенным или экстремальным интерпретациям. Например, когда Раймонд соотносил свое убеждение относительно неуважения с конкретным критическим комментарием, он делал вывод, который был призван поддержать его общий взгляд на то, как Глория к нему относится («Она думает, что я – просто кусок дерьма»). Аналогично, отталкиваясь от склонности Раймонда к прокрастинации, Глория делала такое обобщение: «Он никогда не чувствовал и не будет чувствовать свою ответственность за домашние дела». Постоянно повторяясь, обобщения такого рода вели к формированию более категоричных убежденностей, таких как «Он безответственен» или «Он просто лентяй по жизни». С течением времени словесные ярлыки затвердевали в форме негативного имиджа другого человека. А когда происходило и это, негативный образ становился основой, отталкиваясь от которой делались интерпретации поведения друг друга. Каждое последующее столкновение при общении с этим человеком фильтровалось через данный негативный образ.

Модификация правил и императивов: правила – как другой класс убеждений – носят более императивный характер, чем убеждения условной формы, поскольку они напрямую поощряют или запрещают определенные типы поведения. Система предписаний и запретов трансформирует пожелания, носящие относительно «пассивный» характер, такие как «Я бы хотел, чтобы моя жена относилась ко мне более уважительно», в абсолютные правила: «Моя жена должна быть более уважительной». В нормальных обстоятельствах императивы типа «должен/ должна» оказывают ценную помощь в мотивировании нас самих, а также других людей, на дела, которые мы считаем важными. Аналогично императивы типа «не должен/не должна» полезны для блокирования устремлений и желаний, которые могут вылиться в нежелательное поведение. Однако люди с шаткой самооценкой – такие как Раймонд – используют оба этих императива направо и налево, чтобы защититься от нанесения себе кем-то любого возможного вреда. Когда другие люди не соблюдают предписания или запреты, обычно это вызывает разочарование и критику.

Вот предписания и соответствующие им запреты:

Императив «должен» может принимать крайне специфическую форму, например: «Мой супруг должен быть более нежным». Приходя вечером после работы домой, Раймонд думал следующее: «Глория должна относиться ко мне с любовью (так как я много и усердно работаю)». А когда она вместо этого обращалась к нему «в командном тоне», он чувствовал себя униженным и озлоблялся. Она нарушала его важное правило: «Показывай мне свою признательность и привязанность». В общем случае люди не осознают, насколько часто у них в голове мелькают мысли на тему «должен/должна» и насколько они эгоцентричны. Когда я просил некоторых из моих, можно сказать, «хронически злобных» пациентов фиксировать факты появления у них автоматических мыслей с помощью наручного счетчика, который им предоставил, они были поражены, обнаружив, что в течение дня нажимали на прибор от ста до двухсот раз. Они во многих ситуациях отмечали у себя мысли типа: «Он не должен мне надоедать», «Она должна улыбаться, когда я с ней разговариваю», «Он не должен меня прерывать, когда я с ним говорю». Терапевтический эффект оказывал сам факт осведомленности о наличии у себя этих мыслей: императивы утрачивали большую часть влияния на настроение пациента.

Оценка и корректировка автоматических интерпретаций и императивов не только помогает человеку переосмысливать делаемые им и несущие в себе враждебный заряд выводы, но может и изменить глубинную структуру его убеждений. Понимание того, что негативная интерпретация неверна, серьезно воздействует на систему убеждений. Повторяющееся из раза в раз опровержение интерпретации типа «моя жена меня не уважает» способно изменить тот образ самого себя, который, по мнению человека, имеется у его партнера.

Устойчивое влияние на базовую систему убеждений также может быть достигнуто, если подвергнуть какие-то убеждения той же логической и эмпирической оценке, которую мы применяем к умозаключениям. Например, психотерапевт может предложить эмпирический «стресс-тест» для убежденности мужа в том, что жена его вообще не уважает, попросив незамедлительно выполнить какую-либо просьбу жены и понаблюдать при этом, отвечает ли она ему каким-то знаком признательности. Позитивный результат этого теста подорвет силу негативного убеждения мужа.

Другая стратегия борьбы с дисфункциональными убеждениями – подвергнуть их анализу на соответствие прагматическим критериям. Например, психотерапевт может поставить вопрос: «Каковы преимущества приравнивания критики к неуважению? Каковы недостатки этого?» Я обнаружил, что по мере того как пациенты становятся более осведомленными об имеющихся у них в сознании предписаниях, они во все большей мере осознавали, насколько эти предписания не обоснованы. Я пытался открыть им дальнейшие перспективы, спрашивая: «Насколько разумно ожидать, что люди будут всегда вести себя так, как вам бы этого хотелось? Что бы вы сами почувствовали, если бы другой человек потребовал того же от вас?» Раймонд осознал: ожидая, что Глория будет постоянно с ним «вежливо разговаривать», он всегда был подвержен тому, чтобы все что угодно принять за оскорбление.