– Не нравится мне это. Он еле ходит, а…

– Ого, целая делегация! Только оркестра не хватает.

Все обернулись и увидели Мишу. Он спускался по ступенькам, двигаясь напряженно и держа голову неестественно прямо из-за плотной повязки, наложенной на шею.

Встречающие заговорили разом, каждый свое.

– Как ты?

– Мишка!

– Как себя чувствуешь?

Леля подумала, до чего же похожи отец и сын: высокий рост, широкие плечи, крупные, выразительные черты. Красивые, сильные мужчины, которые, как Леля уже знала, с трудом находили общий язык. Но при этом были привязаны друг к другу сильнее, чем сами себе признавались.

– После похорон сюда вернешься, – безапелляционно заявил Матвеев, – у тебя постельный режим. Я говорил с врачом, ему не нравится эта затея.

Миша чуть заметно поморщился, но возражать не стал.

– Слушайте, давайте уже поедем, – сказал он.

Томочка и Илья сели в машину Лели, Миша поехал с отцом.

До кладбища было не больше двадцати минут, чему Миша только радовался, поскольку сидеть ему было трудновато: затекала спина, рана начинала болеть. Хотя он, конечно, никому не собирался этого говорить, тем более отцу.

Некоторое время ехали молча, а потом заговорили хором, в один голос:

– Миша, я хочу…

– Папа, я…

Они посмеялись над этой синхронностью, и едва заметная неловкость растаяла. Миша повернулся всем корпусом к отцу и сказал:

– Спасибо, пап.

Матвеев-старший отмахнулся: брось, ничего особенного.

– Я серьезно.