Книги

Уйти, чтобы выжить

22
18
20
22
24
26
28
30

Мальчик на мгновение замер, потом сунул Руперту кувшин и попросил его полить на руки.

— Завтра утром здесь будет армия барона Розентерна, — наконец заговорил он. Кувшин в руке Руперта дёрнулся. — Я, конечно, в самый бой не полезу — не моё это дело махать мечом, тем не менее это бой, и случиться может всякое. Кроме же меня, никто прививки сделать не сможет…

Юноша больше вопросов не задавал, но всю дорогу до комнаты как-то странно посматривал на Володю.

Закончив с прививкой, Володя убрал всё обратно в чемодан, попросил Руперта отнести его обратно и принести гитару. Гитара уже давно переехала сюда. Впрочем, играть здесь ему ещё ни разу не пришлось — как-то не сложилось. Сначала Аливия болела, потом подготовка к осаде, прибегал урывками проведать Аливию, сделать перевязку и бегом обратно. Иногда переночевать приходил, но в этом случае его хватало только на то, чтобы переброситься парой фраз с девочкой и тут же отрубиться до утра.

— Ой! — Аливия радостно захлопала в ладоши. — Ты правда сыграешь? Что-нибудь новое?

— Ну откуда же я новое возьму? — усмехнулся Володя.

Руперт вернулся вместе с отцом и принёс чехол с гитарой. Володя поблагодарил его, устроился поудобнее на стуле и достал инструмент. Аливия тут же пристроилась у его ног. Генриетта, поколебавшись, последовала её примеру.

Как ни мало бывал здесь мальчик, но заметил, что Генриетта стала вести себя гораздо раскованней, чем раньше. Даже её благородная спесь, которая раньше хлестала через край, хоть и не исчезла совсем, но как-то притупилась, перестала бросаться в глаза. Кажется, жизнь здесь пошла ей на пользу, хотя графиня, может быть, с ним и не согласилась бы.

Володя проверил настройку и задумался. Местных песен он почти не знал, перевод сделан только двух… На пробу он спел переведённую «Балладу о борьбе» Высоцкого сначала в оригинале, потом в переводе. Оценили. Володя задумался, что петь дальше, никто не торопил и не мешал. Тут мальчик поймал себя на том, что проигрывает знакомую песню. Он ещё минуту просто играл, прислушиваясь. Не для его голоса она, да и гитара не самый подходящий инструмент, но…

Покроется небо пылинками звёзд, И выгнутся ветки упруго. Тебя я услышу за тысячу вёрст, Мы — эхо, мы — эхо, Мы — долгое эхо друг друга. Мы — эхо, мы — эхо, Мы — долгое эхо друг друга.

Играть это на гитаре трудно, а петь ещё труднее. К тому же даже Аливия, знавшая русский, чтобы можно было поддерживать простой разговор, не всё понимала. Потому Володя и старался донести смысл песни своей игрой, интонацией, тембром голоса.

И мне до тебя, где бы ты ни была, Дотронуться сердцем нетрудно. Опять нас любовь за собой позвала. Мы — нежность, мы — нежность. Мы вечная нежность друг друга…[6]

Давно уже смолкла песня, а все продолжали сидеть молча. Вот зашевелилась Аливия, выдохнул Осторн.

— Хотела бы я знать твой язык так, чтобы понять все-все-все твои песни… Только из-за них я бы выучила его… Ты мне напишешь перевод? Пожалуйста!

— Я ведь тоже ещё не очень хорошо знаю локхерский, — улыбнулся Володя. — Но постараюсь.

В дверь осторожно просунулась голова одного из слуг.

— Господин, — позвал он.

Осторн недовольно вскинулся.

— Ну что там?

— Там это… к милорду пришли… говорят, срочно.

— Ну так зови.

Пришли? Интересно, кто это может быть?