– Это точно.

– Там, наверно, решили, что мне удастся разузнать что-то, что ускользнуло от нее. Одна голова хорошо, а две лучше.

– Даже если одна из этих голов принадлежит вам?

– Я бы сказал: особенно если одна принадлежит мне. – Римо посмотрел на Дерла, и его темные глаза насквозь прожгли тайного агента.

Агент хотел было что-то сказать, но заглянул глубоко в глядевшие на него глаза и увидел там нечто, что не смог бы назвать, поэтому промолчал. Лишь по прошествии времени он осознал, что там увидел. Из глубины зрачков Римо на него смотрела сама смерть.

Агент Гавон в Атланте тоже мало чем помог. У него и в мыслях не было, что с Биллингсом может быть что-то не так, он не имел ни малейшего представления, куда тот мог исчезнуть, но был не прочь поболтать о мисс Лестер, которая была намного симпатичнее Римо.

– Высокая блондинка, – объяснил он. – Явилась сюда и просто забросала меня вопросами. Но уж вопросы были поинтереснее ваших.

– Слушайте, – начал Римо – ему уже порядком надоели замечания по поводу его неполноценности. – Она просто выполняет для меня посильную предварительную работу. А потом уже прихожу я и задаю вопросы по существу.

– Например? – поинтересовался Гавон. – Задайте мне хоть один настоящий вопрос по существу.

Римо ничего не приходило в голову. Наконец он произнес:

– Какой сорт пива пьет Бобби Джек?

– А это важно? – переспросил Гавон.

– Еще бы! В нем ключ к разгадке. Итак, какой сорт?

– Он пил любое.

– Но было же какое-то, которое он предпочитал остальным.

– Безусловно. То, что похолоднее.

– От вас мало толку, – сказал Римо.

– Задавайте нормальные вопросы, – парировал Гавон.

Мустафа Каффир сидел в кабинете на верхнем этаже ливийского представительства, расположенного в старинном особняке в районе 60-х улиц Манхаттана. Слушая голос в телефонной трубке, он часто кивал, но выражение лица у него при этом оставалось кислым.

Глядя в окно на расположившееся внизу здание нью-йоркской полиции, он со странной радостью подумал о том, что представительство Ливии, чья внешняя политика строилась на лозунге «Смерть евреям», день и ночь охраняется полицией, содержащейся на средства нью-йоркских налогоплательщиков, а, как известно, именно в этом городе самый большой процент еврейского населения.