Жуков показывает Кузнецову телеграмму о возможном нападении Германии.
— Разрешено ли в случае нападения применять оружие? — решительно спрашивает Кузнецов.
— Да. Разрешено! — секунду помедлив, отвечает Жуков.
Кузнецов рывком оборачивается к Алафузову:
— Бегом отправляйтесь в штаб и немедленно объявляйте всем флотам и флотилиям готовность НОМЕР ОДИН. В первую очередь ПИНСКОЙ ВОЕННОЙ ФЛОТИЛИИ!!!
Москва… В сером сумраке самой короткой ночи по улице стремительно бежит адмирал в белом кителе… В мирное время — зрелище нелепое, а в военное — страшное…[17]
— Есть, ГОТОВНОСТЬ НОМЕР ОДИН! — отвечает в телефонную трубку дежурный по штабу капитан-лейтенант Коробец.
Он подходит к стене, на которой висит застекленный, опечатанный особистом ящик, обматывает кулак носовым платком.
Вздыхает, и с короткого размаху, с плеча — бьет. С печальным звоном осыпается разбитое стекло, и Коробец решительно нажимает ту самую, БОЛЬШУЮ красную кнопку.
Над базой вздымается грозный звук ревуна флотского «алярма».
На мониторах и канонерских лодках в ответ — рвут душу «колокола громкого боя».
Топот тяжеленных матросских ботинок-говнодавов по дощатым пирсам…
Поднявшиеся к светлеющему на востоке небу тонкие стволы зенитных автоматов.
Разматываются шланги, вскрываются склады. Свежий речной воздух наполняется запахами солярки и керосина, пропитавшего ветошь, которым матросы-снарядные протирают сейчас доставаемые из серо-голубых, «шаровых» флотских ящиков унитары.
Корабли спешно принимают топливо и боекомплект. Над низкими и широкими трубами появляются первые дымки проворачиваемых корабельных машин.
Стоя у карты с оперативной обстановкой и глядя на бумажный значок в виде красного конуса, пришпиленного на тонком синем среди густо-зеленого, капитан-лейтенант спрашивает у старшины-планшетиста:
— Кто у нас сейчас на Буге?
— БК-031, — по памяти отвечает старшина.