Книги

Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости

22
18
20
22
24
26
28
30

— Никита Сергеевич, родненький, да как же мы их вывезем? И главное, на чем? — всплескивает руками Полина.

— Да хоть на х…ю, но вывезти! — и хлопнув дверью, красный, как рак, комиссар стремительно удаляется по коридору.

— Да у меня и того нет… — Полина растерялась от внезапной грубости всегда предельно вежливого комиссара.

Через час коридоры госпиталя наполняются топотом и возней. Богатеев привел целую роту полещуков. Где-то конфисковал, видимо…

Вислоусые седые дядьки из 23-го отдельного гужевого батальона бережно укладывают закутанных в шинели и байковые одеяла бойцов и командиров на заполненные сеном повозки.

И, глядя на их неспешную, основательную торопливость — веришь, что ЭТИ — вывезут, спасут, сохранят…

Пылающий госпиталь, чудовищные крики заживо горящих лежачих больных… Расстрелянные фашистами Никита Сергеевич и Поля, в закопченном, окровавленном белом халате, символе милосердия… Рядом, на залитом кровью асфальте, — добитые безжалостно немецкими штыками раненые — те, кого комиссар и медсестра успели выхватить из огня.

21 июня 1941 года. 23 часа 32 минуты.

Брестская крепость. Северный остров. ДНС № 5

Топанье солдатских ботинок по лестнице, осторожный стук в дверь…

Для командира Красной Армии — дело обыденное и давно привычное.

Тихо встать, постараться не разбудить детей, обмундирование — на привычном месте, в привычном порядке развешано на стуле.

«Тревожный» чемоданчик со сменой белья, опасной бритвой, мылом, помазком, карманным зеркальцем в коленкоровом чехольчике, иголкой с черной ниткой, иголкой с белой ниткой, иголкой с зеленой ниткой, парой запасных пуговиц, бязью для подшивки воротничка, складным ножиком, расческой, щеткой для обуви, щеткой для одежды, фланелькой, баночкой с ваксой, камешком пасты «ГОИ» в восковой бумаге (пуговицы и пряжки чистить), зубной щеткой, зубным порошком в картонной круглой коробочке, флаконом одеколона «Шипр» и полотенцем (быстрый взгляд — все штатно, по единожды заведенному образцу) — в левую руку…

— Фима, ты-то куда лезешь?! — испуганно-раздраженный женский шепот.

— Как куда, Густа — тревога же! — шепот уже мужской, извиняющийся.

— Да забудь ты про эти полковые тревоги, ты ведь уже переведен, с повышением на дивизию!

— Что ты, что ты, Густа! Я ведь коммунист! А вдруг нашим в полку надо чем помочь? Ну, солнышко, я пошел…

Да провались ты со своими коммунистами… для них у тебя всегда время есть… только для жены и ребенка тебя никогда нет дома… — и женские злые слезы в подушку.

Расстрелянный в спину полковой комиссар лежит у порога собственного дома, и в его широко раскрытых глазах навек застыли горькая обида и безмерное удивление… рядом с ним лежат убитые жена командира и его маленький сын, крепко прижимающий к груди плюшевого мишку…

21 июня 1941 года. 23 часа 33 минуты.