Второй раз к аббатисе пригласили уже совсем поздно, после ужина. Анна, озверевшая от сидения в келье и скуки, была даже рада выслушать, наконец, требования настоятельницы.

Маркизу не могло не радовать отсутствие косметики и корсета, парика и фрейлин. Она чувствовала себя особенно живой, и потому безделье раздражало сильнее обычного. Пусть Анна и не была интриганкой, и никогда не жила в мире, где приходилось думать над каждым шагом и следить за собственными словами неустанно, но все же, как человек, много читавший за свою жизнь, она понимала: все, что здесь происходит, имеет свою цель. Скорее всего, банальная жадность одолела мать Аннабель, желание урвать что-то сверх и так приличной оплаты, назначенной дядей-герцогом. Ну что ж, посмотрим, поторгуемся…

На ужин ее так и не позвали. И сейчас, в богатых покоях настоятельницы, маркиза с удовольствием приняла приглашение к позднему чаю. Чаю с булочками и пирогами, медом и заморским сахаром, прозрачным душистым вареньем и пирожными. С некоторым удивлением Анна заметила, что любезная мать Аннабель, хоть и потчует гостью, сама почти ничего не ест. Сыта? Или волнуется перед разговором?

Кроме них двоих на чаепитии никто не присутствовал, что прямо говорило о том, что выводы её о предстоящей беседе абсолютно верны. Потому, когда аббатиса откашлялась, и приступила к беседе, маркиза сперва слушала внимательно.

-- Дочь моя, я счастлива, что Господь послал тебя под крышу нашего скромного монастыря. Здесь, отдохнув душой и укрепившись помыслами, ты обретешь силы, дабы в дальнейшем нести крест, возложенный на тебя Всевышним… -- речь настоятельницы лилась и лилась, абсолютно бессодержательная и пустая. Она даже прикрыла глаза, впадая, как казалось Анна, в некий транс.

Минуту, вторую… пятую…

-- Мать Аннабель, не лучше ли перейти к делу? – похоже, ждать, пока аббатиса наговорится или у нее хотя бы пересохнет во рту, было бесполезно.

Казалось, такой простой вопрос поставил аббатису в ступор. Она чуть нахмурилась, пожевала тонкими губами, внимательно и напряженно глядя на сидящую перед ней девушку, и осторожно спросила:

-- Почему, дочь моя, ты решила, что у меня есть к тебе дело?

Анна искренне удивилась: «Неужели тетка считает, что можно ничего не понять?! Как бы ответить-то повежливее? Или пусть сама выкручивается?»