Вода… Вода повсюду… Морская вода, которая, как говорят, почти неотличима по содержанию солей от человеческой крови. Куда несет меня эта вода? Или меня куда-то несут по ней… Плеск рассекаемых волн и недовольное шипение пены позади… И доносящаяся словно из невообразимого далека или с морского дна грустная протяжная песня из нескольких повторяющихся нот. На самой грани слышимости, теряющаяся, но настойчиво пробивающаяся снова и снова… Зовущая куда-то… Кто это? Что это? Не знаю…
Со мной что-то не так… Больно. Ноют кости, выворачивает суставы, как при высокой температуре, по всем мышцам тела пробегают хаотические спазмы. Внутри меня, судя по ощущениям, словно прорастает стальная, разветвленная сеть, прокалывая и раздвигая плоть, сменяясь накатывающими волнами то жуткого жара, то сильнейшего холода. Но морская вода вокруг, подобно амниотической жидкости в утробе великой праматери всего живого, заботится о «младенце», одновременно сбивает жар и согревает от холода, притупляет боль и придает сил.
Чувство времени потеряно напрочь, мысли, нет, тени мыслей текут медленно и неторопливо, как капли густого масла по стеклу, порой зацикливаясь и начиная хаотично кружиться в ленивом хороводе. Но спустя несколько минут, часов, а может и дней, я почувствовал – берег уже близко… Но хочу ли я на берег? Не уверен… В воде хорошо, уютно и даже уже как-то привычно. Но меня и не спрашивают. Волны – или чьи-то руки? – выталкивают меня на сушу и сразу же, стоит только спине и плечам вмяться в прибрежный песок, наваливается страшная слабость. Тут тоже неплохо, ноги мягко омывает прибой, и можно отдохнуть…
Первое, что я услышал, придя в себя и даже не открыв глаз, был многоголосый гомон чаек, означающий близость моря – и уже только одна эта мысль слегка приподняла мне настроение. Потом пришел легкий запах чего-то горелого.
«А я, судя по всему, жив и на суше. Неужели киношные штампы о героях, потерявших сознание в море и живыми вынесенных на берег, все же не вранье?»
Открыв глаза, я увидел себя лежащим на металлической койке, поставленной у стенки из шероховатого, серого полимера. Подо мной имелся матрас, и даже простыня с подушкой, а укрыт я был зеленым шерстяным одеялом, вид которого сразу же мне напомнил незабвенные казармы, настолько казенно оно выглядело. Я огляделся. В помещении, похожем на небольшой склад, имелись еще кровати с наваленными грязными матрасами с подсыпающим из них синтетическим наполнителем, а сама комната выглядела как пережившая близкий налет и потом спешно приведенная в хоть какой-то порядок.
Пол был чистый, но стены и потолок усеивали явно свежие глубокие трещины; окна, лишившиеся стекол, были наспех забиты большими кусками полупрозрачного пластика, пропускавшими рассеянный свет. Соседняя койка была застелена, но заметно помята, как будто на ней кто-то лежал; на тумбочке в изголовье стояли пластиковые бутылки с водой, начатые блистеры каких-то таблеток и капсул. А в картонной коробке рядом с кроватью виделась горка бурых от засохшей крови бинтов и ваты. Еще там были разорванные упаковки пластыря, белели разнокалиберные шприцы, поблескивала горсть использованных ампул и стеклянные флаконы.
«Ясно. Кто-то притащил меня сюда, и даже лечил. И сидел со мной. Что ж… Теперь у меня есть кто-то, кому я однозначно должен».
Слегка пошевеливаясь и прислушиваясь к ощущениям, я понял, что лежу голый, руки-ноги у меня на месте и даже ничего не болит, по крайней мере сильно. Немного ныли спина и правое плечо, звуки и солнечный свет воспринимались как-то резковато, но, учитывая, что я помнил о своих последних минутах на борту «Ямала», это были такие мелочи, что и упоминать их не стоит.
И тут же нахлынули воспоминания, выстраиваясь в последовательную цепочку: разговоры на борту об аномальном для южных широт «северном сиянии» прямо по курсу, странные всполохи на горизонте, а потом – экстремальная побудка среди ночи, почти сразу уничтоженный мостик со всем комсоставом, а потом – неуязвимые порождения бездны, расстреливающие нас и в буквальном смысле рвущие большой десантный корабль на куски, как будто он сделан из бумаги.
Пережитое было слишком явственным и реальным, чтобы счесть все внезапно навалившимся бредом. А раз так, то, согласно учению материализма, будем считать все происходящее самой что ни на есть реальностью, данной мне в ощущениях. Пока что-либо не убедит меня в обратном.
И реальность выходила очень даже фантастичной – и это еще мягко говоря. Потому что гладкие, лоснящиеся как мокрая резина, зубастые твари, что разорвали наш корабль и расстреляли его из мерцающих воронкообразных углублений у них на лбах, выглядели один в один как представители некоей неизвестной расы Глубинных. По крайней мере, так назвали их люди, изгнанные с морей и океанов этими порождениями моря.
И то создание, наполовину человек – наполовину монстр, тоже отлично вписывалось в эту картину, ибо там среди Глубинных были и такие, причем в большом многообразии.
Где «там»? Да в том-то все и дело, что «там» – это в одном придуманном фантастическом мире, существующем на свете лишь в виде компьютерной игры, аниме-сериала и кучи рисунков и комиксов. Что поделать – на дворе нынче двадцать первый век, и курсанты военных училищ, даже живя «за забором», интересуются не только тем, что бы выпить и кого бы уложить в койку, да и читают не только уставы и наставления. Планшеты, смартфоны и прочие радости современного хайтека вполне способны удовлетворить жажду чего интересного, тем более на военно-морскую тематику, пусть и в весьма вольно-фантастической трактовке. А сочетание слов «военно-морская фантастика» очень скоро приводит ищущего к творениям японских авторов.
И вот как раз осознание оживших и вполне себе материальных – и смертоносных, – плодов чьей-то фантазии, воплотившихся в каком-то параллельном или перпендикулярном мире, и отвесило моей вере в полную рациональность Вселенной изрядный пинок.
Но тут, как говорится, имеется и нюанс – если есть Дьявол, то обязан быть и Бог. И если наш «Ямал», просочившийся в неведомые дали через какую-то спонтанную или злонамеренную червоточину мироздания, был порван на куски Глубинными, то значит, в этом мире есть и их антагонисты – Девы Флота, являющиеся воплощениями тех или иных боевых кораблей минувшего века. И что-то мне подсказывает, что, скорей всего, именно кто-то из них меня и вытащил из моря.
Попытавшись подняться, я закряхтел – спина все-таки ощутимо побаливала. Но, завернувшись в одеяло, все же сел, заодно и обнаружив свою одежду – сухую, но всю в соляных разводах, – на спинке в изголовье. Потом взял с тумбочки бутылку с водой и, на всякий случай понюхав, принялся цедить ее мелкими глотками.
«Шикарно…» – вода, пусть и теплая, убрала во рту стойкое ощущение мексиканской пустыни с кактусами. А я, распахнувшись, начал беглый осмотр себя, любимого.
«Вроде все на месте…» – тело, покрытое ссадинами и царапинами, было местами обработано йодом, местами заклеено пластырем. Оба локтевых сгиба красовались несколькими точками от внутривенных инъекций.
– Наркоманы… – повторил я любимое ругательство старпома «Ямала» и обратил внимание на правую ладонь. Кожа на ней была заметно светлее, чем на левой, как бывает после долгого пребывания в воде, но никакого дискомфорта не доставляла.