Он издал тихий нервный смешок.

– Я не хотел бы этого делать. Предпочитаю, чтобы моя дочь осталась жива.

– Тогда договорились. Я тоже этого желаю.

Мария несла по коридору миску с холодной водой и уксусом. В тот день в дом пришел близкий друг священника доктор Йост Ван дер Берг. Это был высокий мужчина, обладавший большим влиянием, регулярно посещавший первых лиц Нью-Йорка и Массачусетса и высоко всеми чтимый. Мария нечаянно услышала разговор доктора с Деккером о судебных процессах в Салеме. Они оба скептически относились к допущению, что человек может заключить договор с дьяволом и по его воле нести смерть и разрушение. Доктор считал, что у правосудия могут возникнуть вопросы скорее к обвинителям, чем обвиняемым. Было совершенно очевидно, что и он, и Деккер считают охоту на ведьм полнейшим безумием. Ни тот, ни другой не верили, что обвиняемая способна ударить или укусить жертву, когда ее в то же время видели за многие мили от места происшествия. Безумие думать, что подобное возможно. Йонас Деккер утверждал даже, что обвинители – больные, умалишенные. Такое мнение разделяли не только они. Многие люди, близкие к властям Массачусетса, начали понимать, что эти судебные процессы – своего рода истерия, хотя мало кто желал вдаваться в подробности ужасов, происходивших до недавнего времени. Инкрис Матер, президент Гарвардского университета, опубликовал труд «Случай совести», где привел аргументы против использования зрительных свидетельств в процессах ведьм, что прямо противоречило работе его сына Коттона Матера «Чудеса невидимого мира», в которой утверждалось, что зрительные свидетельства весьма ценны для суда. Матер-старший при этом писал: «Пусть лучше десять подозреваемых, что они ведьмы, избегут приговора, чем одна невинная будет осуждена». Но взгляды одного человека, находившегося у власти, остались неизменными: это был главный обвинитель на процессах о колдовстве – назначенный в 1692 году Джон Хаторн.

Когда-то он был способен нырнуть в воду полностью одетым или стоять во дворе при луне и срывать яблоки с дерева. Когда Мария спросила Джона, почему тот ее бросил, он ответил, не вдаваясь в объяснения: «Люди меняются». Возможно, он считал это истиной, но кем ты был, тем остаешься навсегда. Людей может изменить несчастье или обстоятельства, как это случилось с Фэйт, но каждый несет свою душу, неизменную и вечную – свет, сердце, дыхание.

Доктор Ван дер Берг проскользнул мимо Марии, едва взглянув на нее. В этот момент единственной его заботой была пациентка, к которой он пришел с визитом. Он осмотрел девочку, затем прошел в кабинет, пригласив Марию следовать за ним, и закрыл дверь, чтобы поговорить с ней с глазу на глаз. На лбу доктора появились морщины, он выглядел озадаченно не из-за состояния пациентки – оно явно улучшилось, но скорее по причине отсутствия собственного четкого суждения.

– Полагаю, вы считаете меня глупцом. – Он смотрел на Марию уже с интересом.

– Вовсе нет. Я сталкивалась с этим заболеванием на Кюрасао, поэтому без труда его распознала. Невозможно узнать то, чего не видел.

Доктор был благодарен ей за проявленный такт, хотя и полагал, что в этом случае вел себя как невежественный осел. Он был известен высокомерием, уверен в своих обширных знаниях, но сейчас смирил гордыню и спросил, какой метод лечения применила Мария, и она рассказала ему о целебных средствах, которые носили практический характер. В их числе были: влажные салфетки, пропитанные уксусом из яблочного сидра, базиликовый чай с имбирем, бульон из рыбьих костей, – достаточно простые вещи, но самое важное лечебное средство – чай тава-тава, который она готова предоставить, если к доктору обратятся другие пациенты с этой болезнью.

– Поскольку она заболела на Арубе, когда жила у кузенов, то, скорее всего, заразилась от них. Инфекция передается через дыхание, – сделал вывод доктор.

– Нет, через укус насекомых. Это не похоже на оспу. Больной не может вас заразить.

– Как вас зовут? – спросил доктор, которому она все больше нравилась.

– Мария Оуэнс.

– А меня…

Она прервала его:

– Я знаю, кто вы, сэр. – Все в Нью-Йорке знали и уважали его: он дружил и с власть имущими, и с бедняками.

Доктор налил два бокала портвейна из стеклянного графина.

– Поздравляю вас, – сказал он. Доктор считал людей недалекими существами, но только не эту женщину. – Должен сказать, что я крайне заинтригован, каковы будут ваши дальнейшие действия.

Мария взглянула на руку доктора. Пока он говорил, его судьба менялась; она никогда не видела, чтобы это происходило настолько быстро. Затем она посмотрела на собственную ладонь – там происходило то же самое: узор полностью повторял рисунок линий руки доктора. Их встреча полностью изменила будущее.

«Судьба – то, что ты из нее делаешь, – говорила Ханна. – Можешь распорядиться ею наилучшим образом или позволить ей играть тобой по своему усмотрению».