– Нет, – возразила Мария. – Ты этого не делала.
– Наверное, я это сделала, – призналась Фэйт. – Наблюдала, как она умирает. Могла бы вытащить ее, когда начался прилив, но оставила погибать, когда вода стала подниматься.
Мария чувствовала, что винить во всем следовало только ее. Она вспомнила булавки, восковую фигурку и огонь, который ее расплавил, превратив в черную лужицу, когда прозвучало имя Марты. Ты получаешь то, что даешь. Идешь в темноте, и тьма остается внутри тебя.
– Я хотела, чтобы она захворала, и пыталась вызвать болезнь, – сказала она дочери. – Использовала магию, к которой мы никогда не должны прибегать.
– Что это за магия? – спросила Фэйт. Ее глаза загорелись.
Мария покачала головой.
– Мы не должны это обсуждать.
Фэйт показала матери красное пятно на ладони, которое появилось, когда она вышла из ручья на равнину, подальше от приливной волны.
– Брусок черного мыла должен смыть это без остатка, – сказала Мария. – Ты не несешь ответственности за эту смерть. И я, наверно, тоже. Чего бы мы ей ни желали, на самом деле Марта Чейз сама определила свою судьбу.
Фэйт вызывающе передернула плечами. Она точно знала, что сделала.
– То, что ты приносишь в мир, возвращается к тебе в тройном размере. Я смотрела, как она умирает, и была в этот миг счастлива.
Фэйт прошла через врата мщения и лишилась детства, но по-прежнему была юной, и у нее было время, чтобы исправить свою жизнь.
– От каждой беды существует лекарство, – сказала Мария, обнимая дочь.
Пусть любовь исцелит то, что было разрушено, пусть она откроет дверь для надежды на будущее. Время прошло слишком быстро, но оно еще не истекло. То, что сделано, не воротишь, но теперь они на Манхэттене, под Небесным деревом, и после стольких лет разлуки вместе.
Фэйт пришла в восторг от маленькой комнаты под свесом крыши, ждавшей ее со дня покупки дома. Она была спланирована специально для ребенка, но ей очень нравилась, хотя ее мысли и эмоции были уже совсем не детскими. Фэйт чувствовала себя там уютно, и на мгновение могла снова представить себя той маленькой девочкой, которой когда-то была. Она улыбалась, взяв в руки куклу, которую любила в раннем детстве, когда была совсем крошечной.
– Я помню, что ее сделал для меня Коко. Бедный Козлик! Хотела бы я знать, что с ним случилось.
– Ну, бедным его не назовешь. Это его дом.
– Неужели?
Фэйт заинтересовало кольцо на руке матери, и она гадала, что за мужчина его подарил. Она привыкла вглядываться в подробности, пусть даже самые незначительные, от них во многом зависела ее жизнь: незапертая дверь, открытое окно, мята или американский лавр, растущие на обочине дороги, прищуренные глаза приемной матери, когда та начинала сердиться.
– Ты его жена? – спросила Фэйт.